Page 5 - Дневник - 1946 год...

надоедливы трамвайные остановки, где не дают покою всякие попрошайки: взрослые
и дети, богатые и бедные – все просят и все просят.
В Потсдам приехал поздно – в 8 вечера – задержал торг: купил фотоаппарат,
часы, две ручки, фуражку - половину из того, что наметил. Обошел фотоателье и был
у художника. Фотографировался и оставил для увеличения свои фото.

14.01.1946
Фотоаппарат немецкой марки «Акфа»***. Квадратный, черного цвета под вид
целлулоида. Редкий по внешнему виду. Линзы сверху не видно – она внутри.
Светосила слабая, примерно 7 на 7. В одном месте краешек надломан и грубо
прихвачен клеем в месте соединения двух половинок аппарата – он складывается из
двух частей. Защелки с двух частей белые – цвета стали. На них написано по-немецки
«цу, ауф».
Аппарат держится на одной защелке – другая сломана. Имеются две стальные
втулочки для примитивных установок на выдержку и моментальную съемку,
светофильтр, два видоискателя для продольных снимков и поперечных. Оконце с
красным стеклом, через которое можно следить за передвижением кадров пленки, без
прикрытия – оно сломано.
Аппарат работает пленкой 6х9 на деревянной катушке. Внутреннее устройство
аппарата очень простое, хотя наружный вид внушает невольное уважение своей
необычностью.

14.01.1946
Ришовские меня встретили с восторгом и упреками, почему я не был так долго.
Меньшая, 15-летняя дочь Марьяна - самая милая и самая приятная. Старшая Ильза -
терпима, но средняя - надоедлива и привязчива до невозможности, причем худа и
лишена фигуры. На улице она беззастенчиво строит глазки, когда случайно я
попадаюсь ей навстречу, гримасничает, чем ставит меня в весьма неловкое и опасное
положение.
Здесь воли больше. Часто можно встретить в самом центре военнослужащего К.А.
и немку под руку, идущих и обнимающихся. В кино и театры доступ открыт для всех
без разграничений, а рестораны немецкие всегда заполнены офицерами. Солдат
здесь, правда, реже увидишь. Им труднее в Берлине и его окраинах. Зато немцам
здесь воля вольная: круглосуточно разрешено ходить по городу и уже не ходят
проверяют по квартирам патрули.
H. Rischowski
Weissensee,
Linden-Allee, 51.

16.01.1946
Хеннигсдорф.
Опять ночевал у Маргот. Она мало изменилась: хорошенькая, но руки у нее
покрылись прыщами, она расцарапала их по всему телу и теперь я немного брезглив,
но не настолько, чтобы оставить совсем ее. Вчера вечером, когда все вышли, касался
даже таких запретных частей ее тела, что и словами не называются свободно.
Сейчас я пишу, а она смотрит. Уж очень интересно ей знать, а мамаша, улыбаясь,
говорит: «Но ты же не можешь читать». Сейчас я целую Маргот при мамаше. Раньше
она не позволяла дочери даже поздно засиживаться со мной. А перед тем как лечь
спать, я даже договорился с девушкой, чтобы она пришла ко мне в полночь. И только
слежка и наблюдательность матери послужили препятствием, для вкушения всех
сладостей сна и близости телесной с ней.
Раньше она скрывала точную дату своего рождения, говорила, что ей 18 лет, а
вчера мать и дочь поочередно признались, что девочке всего-навсего 16.
Только что обработал Маргот, но сам не удовлетворился. Она вся без движения и
послушна, как вещь. Мне случилось поработать вдвойне, устал страшно, но моя только