Page 26 - Дневник - 1942 год...

руку, один – здорово в ногу. Они шкандыбали в село, где есть пункт первой помощи.
Для них война временно, а может кой для кого и навсегда, закончена. Но мне хочется
не выбывать из строя и воевать на благо Родины до победы живым и невредимым, -
каждому так хочется, но не всегда исполняются пожелания.
Но о положении на фронтах…
В газетах сейчас сообщают, что наши войска ведут бои с наступающими
немецкими войсками на Курском направлении. Отныне я понимаю это глубже и шире,
нежели до этого моего разговора с капитаном. Теперь я знаю цели этого наступления и
догадываться могу о последствиях его в случае успеха в осуществлении
плана немецкого. Если вовремя немцев не остановят – они могут нас отрезать, и я
вместе с другими бойцами этого участка фронта попаду в окружение. Это худшее из
того, что угрожает мне […]. Но в партию я все же поступлю, не пострашусь ни пыток,
ни терзаний. И в плен живым, по-моему, не сдамся.
Анкарский процесс, по словам того же капитана, закончился присуждением нашим
гражданам советским тюремного заключения на 20 лет каждого. Какая вопиющая
несправедливость! Не дали людям даже высказаться публично и обвинили ложно. Это
пощечина грубая нашей стране. Турки начинают примазываться к немцам, испугались
их по-видимому, гады.
Оля написала два письма, но этого оказалось недостаточно – всего не отразишь,
что накопилось за период между днем моего призыва и днем получения письма в ночь
на 2.VΙΙ. С бабушкой она тоже спорит и говорит, что это «черствый эгоист». Понятно,
что этими словами не исчерпываются все, что на думает о ней, но мне многое понятно
стало, прав оказался я.

Только что читал газету за первое число. Умер Янка Купала. Какая огромная
потеря, но война перекрывает ее и об этом много не говорят. На Курском и
Севастопольском направлении ожесточенные бои. По-видимому, на Курск направлено
наступление немцев […]

04.07.1942
Сегодня, когда я ходил за завтраком часа в 3,5 ночи, Хаустов опять уснул. Я
пришел, взял лежавшие рядом с ним винтовки и перенес на другое место, подходил к
миномету, перенес некоторые вещи – он не слышал. Когда я его разбудил и стал
говорить ему, что за это могут пострелять нас и что так на передовой не делают, он
назвал меня говном, ...ным в рот, и прочей матерщиной и ругательствами стал меня
поносить.
- Ну и что […]

05.07.1942

На рассвете, когда было еще темно, пришел, наконец, младший лейтенант.
Хаустов принес мне завтрак и лейтенант сказал, что выберет вместе со мной позицию,
когда я поем. Однако он не сделал, как сказал, и выбрал позицию без меня с
Бессарабовым и Хаустовым. Когда я указал, что она не годится, – приказал мне
замолчать.
Хаустова прельщала эта позиция близостью к соседнему расчету, Бессарабова –
легкостью рытья ее. Ему, Бессарабову, лейтенант предложил помочь нам и он,
воспользовавшись случаем, нажаловался тому на меня, что, дескать, я грубо с ним
(Бессарабовым) разговариваю. Лейтенант отозвал нас обоих и стал поносить меня за
нехорошее обращение с таким, дескать, сержантом, как и я.