Page 41 - Дневник - 1943 год...
P. 41
Авторы подобных статей, ругая других под за анонимной подписью, очевидно
боятся, чтоб те, в свою очередь и их не поругали, ибо честный и не чувствующий за
собой груза вины человек никогда на такое дело не пойдет. Редактор, помещая
анонимные статьи, фактически укрывает этих людей, занимающихся наушничаньем
свойственным Иудушке Головлеву из книги Салтыкова-Щедрина «Господа
Головлевы».
Смотрим дальше. «Боевой листок» 2 взвода. Всего один боевой листок, но сколько
говорить о нем можно и сколько учиться на нем! Этот «Боевой листок» написан
гораздо аккуратней, чище и орфографически грамотней. Нет в нем и анонимных
подписей, как у Кулакова, но по содержанию он далеко отстает от «Боевых листков»
Кулакова. Вот, к примеру, статья «Пилюля для лечения». Издали, при взгляде на нее
кажется, что это стихотворение, так как слова статьи расположены на бумаге в
стихотворном порядке. Однако, вчитываясь в содержание, начинаешь чувствовать, что
это не стих и не проза, а только скорее […] океан воды в котором плавает чуть-чуть
заметный островок содержания. Вот оно, содержание, которое статья раскрывает на
целом столбике газеты, захлебываясь от многословия: курсант уснул на уроке и не
слышал о чем говорил преподаватель. Но […] к концу статьи, мы пытаемся все-таки
отыскать в ней «пилюлю для лечения», о которой говорит заглавие статьи. Но так мы и
не находим чего ищем, и громкое, любопытное заглавие статьи остается плодом лишь
ничего не значащей фразеологии. Подобны этой и другие заметки «Боевого листка» 2
взвода.
В 3 и 4 взводах, где партийно-комсомольский актив самый многочисленный в
роте, «Боевые листки», как это ни странно, выпускаются еще хуже. При всей
тщательности осмотра, «Боевого листка» 3 взвода я так и не обнаружил. В 4 взводе
налицо один «Боевой листок», да и то самим автором этой статьи выпущенный.
К редактору «Боевого листка» Костенко я неоднократно подходил с требованием
выпустить «Боевой листок», но он отвечал руганью и условием, «если ты напишешь
заметку в «Боевой листок», тогда выпущу». Неоднократно Костенко освобождали от
занятий, выделяли помощников, чтобы только выпускал «Боевой листок», но до сих
пор результатов его работы не видно. Выделили нового редактора-коммуниста
товарища Жданова, тот сразу взялся за выпуск и на следующий день своего
назначения выпустил «Боевой листок»; но сколько ошибок […], в себе этот […]. Как бы
защищаясь от ругани и возмущения, которые неминуемо должны были возникнуть
вокруг «Боевого листка», редактор просит подавать заметки с жалобой на
неправильно поданные факты в заметках «Боевого листка». Таким образом, редактор
товарищ Жданов заранее снимает с себя ответственность за выпуск и редактирование
взводных «Боевых листков». Дав почитать нескольким курсантам «Боевой листок» и
почувствовав недовольство заметками, помещенными в нем, редактор поспешил
упрятать его от лишних взоров. Так, первый и пока последний номер «Боевого листка»
4 взвода не увидел света.
Каким же должен быть взводный «Боевой листок»?
Товарищ Сталин еще в период мирного социалистического
строительства охарактеризовал печать как «самое сильное и самое острое орудие
нашей партии». Это определение с особой силой звучит сейчас в дни Отечественной
войны и, в особенности по отношению к низовой красноармейской
печати […] взводный «Боевых листков и ротной стенгазеты»: сила печати
заключается, прежде всего, в неразрывности с массой, правдивости и
высокоидейности. А у нас редакторы не связаны с массой курсантской и потому
умоляют каждого товарища в отдельности: «Напишите заметку..!». Курсанты привыкли
к тому, что у них попрошайничают и потому собственной заинтересованности в
выпуске «Боевого листка» не чувствуют. И когда редактор просит заметку, то стоит он
наподобие шепчащего в отчаянии «подайте», и если нищий получает […], то
редактор ничего не получает. […] вопросительного ответа.
[…] разве давали задание написать заметку?» Бедный редактор, ошеломленный
ответом и не зная что сказать дальше, постоит-постоит в недоумении и уйдет ни с чем.