Page 44 - Дневник - 1946 год...
P. 44

21.07.1946
                 Хеннигсдорф.
                 В поезде, дорогой на Берлин.
                 Позавчера, когда я был еще в госпитальном халате, ко мне приехал Купцов.
          Оказывается, с Берлином до сих пор не рассчитались, запутались в полностью
          оформленных мною документах, деловые люди, нечего сказать - решили искать меня в
          госпитале!
                 Случайное совпадение в день выписки. Домой приехал поздно вечером, писем не
          очень много – три от мамы, три от Шуры с фотокарточками и по одному – от папы, от
          Софы Рабиной и А. Короткиной. Вчера от Нины К. – а ведь утекло немало дней – почти
          месяц!

                До двух ночи (с двенадцати) писал ответы первым трем адресатам. Теперь решил
          только отвечать регулярно и подробно, но не унижаться, не надоедать первому.
                 В части к моему приходу прогремели слухи о том, что у меня двойная тяга и
          прочие ужасы, от которых еще тяжелей на сердце. Слухи, оказывается, распустил
          капитан Юрьев, наш начальник – авторитетный источник по единогласному решению
          офицеров. Со мной не хотят здороваться за руку, меня опасаются в столовой и так
          много рассказывают обо мне, что  иной раз и сам начинаю сомневаться в себе и
          опасаться самого себя. Ведь это сказано не шутя, а совершенно официально на одной
          из "лекций", посвященной вензаболеваниям. Сказано для вескости, для красного
          словечка, и еще для того, чтобы уничтожить меня еще заживо.

                 Утром сегодня не выдержал, пришел требовать к жене Юрьева -  фельдшеру,
          чтобы направила в Олимпишес Дорф на исследование анализ крови. Капитан встретил
          недовольно: «Что заслужил, то и носи!» - циничней нельзя выразиться. Но зачем же
          распространяют слухи? Свое я выносил, приехал в часть полуживой после лечения, а
          меня боятся как зачумленного.

          24.07.1946
                 Берлин Осткройц.
                 Все выходящие в Германии газеты, немцы, подразделяют на русские, английские,
          американские, французские и партийные – коммунистические, социалистические,
          христианско-демократические, либеральные и другие, - своими не считают.
                 Берлин-Райникендорф. Еду обратно в Хенигсдорф. Накупил продуктов – по
          пальцам перечесть, а денег – 700 марок как не бывало. Теперь принимают немецкие,
          что при Гитлере имели оборот, хорошо. У меня их было до пятисот – избавился.

                 Вишни свежие намокли и разорвали конверт. Надо было их ликвидировать, и я,
          при всей своей ставшей после болезни особенно утонченной брезгливости, не помыв
          их и не освежив рук, стал есть тут же на станции.

                 Эдакий сморчок подошел ко мне, плюгавенький ехидный немец, и заглянул
          вначале с одной стороны, затем с другой, поднявшись на цыпочки (он карлик ростом),
          улыбнулся заискивающе, – что я ем? И когда я сердито спросил «Чего вы хотите?» -
          отвернулся. Затем он отошел, не меняя улыбки, - «Schmeckt gut?», и долго потом
          крутил носом, нюхал и оглядывался вокруг своими маленькими, даже из-под очков,
          глазками, что тошно стало в его присутствии. Долго плевался вишнями, испытывая
          единственное успокоение при виде этого человеческого безобразия. Но подошел
          поезд, и отлегло, забылось.
                 Вишен было много – не одолеть. К счастью в вагоне оказались две девочки лет
          семи каждая. Они забавно играли в игру-отгадку, в которой, между прочим, были
   39   40   41   42   43   44   45   46   47   48   49