Page 24 - Дневник - 1946 год...

всего гастролер-курьер - такова моя жизнь - в новых сложившихся условиях работы.
Но ни унывать, ни развлекаться не приходится. Все сложилось иначе, нежели
думал я. Деньги вышли буквально до копейки, и теперь приходится за бритье, за пиво,
за портреты, за мелочь всякую расплачиваться сигаретами. А вчера дело дошло до
такого конфуза, что билет в кино взяли на меня девушки.
В Берлине все привлекает внимание: заманчивы вывески, заманчивы витрины, но
по сути дела растрачиваешь деньги на пустяки - картинки, безделушки - без чего
можно бы и обойтись. Но не в моей натуре.
В обеих городах (комнатах) беспорядок. В нескольких местах мои вещи: в
Кремене сапоги ремонтируются, в Хайликензее поломанный велосипед – камера
лопнула, - бросил в кафе на опеку хозяину; в Вельтене костюм «шьется» (и не
обещают закончить), в Берлине брюки - а сам я весь изорвался в дорогах: их не
счесть, изъезженных мною.
Впечатления набегают так стремительно, что при всем желании не зафиксировать
их на бумаге.
Немцы наглеют. Стали не уважать нас, не боятся пакостить мелко, надоедать
тошнотворно, приставать, попрошайничать и вообще почувствовали в нас добрых
«камарадов», с которыми можно и запанибрата. У нас две тактики поведения здесь:
официальная – корректная, человеческая, но твердая - оккупационная. Ей не во всем,
не всегда и не везде следуют наши люди. И вторая тактика, основанная на негласных
законах развития всех нас и каждого в отдельности человека. Иные выдержаны и
культурны, но злы на немцев - испытали их жестокость. Есть избегают их и при случае
подчеркивают свое пренебрежение к ним. Причем, некоторые из этой группы людей
умышленно не учатся говорить по-немецки, другие - напротив, стараются узнать их
язык, нравы, среду и пополняют свои знания, как умеют, общаются с немцами и много
разговаривают с ними, спорят даже по всем вопросам жизни. Такие люди вреда не
приносят нашей политике на немецкой территории. Но есть другая категория людей -
пьяницы, воры, хулиганы, психи. Эти, учиняя дебоши, подрывают авторитет. И третья
категория – крайние либералы, не знавшие горя от гитлеровцев – здесь и любовь, и
сожительство, и даже поклонение.
Все это разнообразие в уровне развития, поведении красноармейцев к местному
населению и ведет к тому, что нас считают добрыми и простыми, и вместе с тем
грубыми и даже дикими людьми; нередко издеваются, хотя мы хозяева-победители. Но
эта тема достойна более глубокого анализа и рассмотрения, а не такого
легкомысленного как сейчас - на ходу, в вагоне электропоезда.

21.04.1946

Вчера решил ехать за деньгами в Вельтен. Кстати сказать, познакомился в
Берлине с одной интеллигентной семьей, и с тех пор жизнь моя в городе значительно
просветлела. Случилось в немецком магазине обмена. Я отдал фотоаппарат за
гармонику. Когда я уже хотел уходить, - ко мне подошел старикан с бородкой и в
очках и по-русски спросил, имею ли я еще одного, – дочь хотела обменять на
аккордеон. Я обрадовался – ребята (офицеры) просили достать аккордеон, а у меня
было два фотоаппарата.
К нам подошла еще девушка, и мы разговорились. Я заметил, что страх не для
меня, дочь говорит на ломаном русском языке, а отец совершенно чисто и свободно.
Он уклонился от ответа. Пригласили оба приехать к ним.

Меня соблазнил аккордеон и дня через два я постучался в дверь на третьем