Page 60 - Дневник - 1943 год...

сейчас сильный дождь – чистой воды негде достать. Остаток чернил я накапал из
бутылочки на тетрадь и всосал в ручку.
Сижу в окопе, вырытом для меня бойцами, ибо сам я копать не мог – рука болела
ужасно после вчерашнего, о котором расскажу особо. Окоп свой накрыл плащ-
палаткой, но она дырява и вдобавок на ней оказалась земля сверху и крупные капли
воды падают сверху. Поэтому я еще на голову набросил шинель и, согнувшись в три
погибели, взялся за ручку. Фрицы тоже из-за дождя, очевидно, не стреляют сейчас из
орудий и на душе как-то легче.
Наши артиллеристы все-таки колотят в сторону противника, а дождь все идет и
идет неумолимо.

ХХ.10.1943
n число.
Мы сидим клином на немецкой обороне. Только вчера днем мы находились на
сравнительно неопасном участке (немцы не могли нас отрезать и окружить) в 6-7
километрах от Мелитополя, южнее его. Теперь мы в 12 километрах от города.
На прежнем месте стояния мы чувствовали себя гораздо тверже и увереннее, хотя
от снарядов спасения не было. А здесь мы находимся в весьма неприятной игре, очень
опасной – чуть-чуть ошибочно поведут высшие командные чины и вся затея наша
лопнет и уведет в пропасть (к гибели) всех находящихся здесь людей (а их столько,
что и не счесть).
На вчерашней позиции снаряды безудержно носились и рвались около нас и так
близко, что при одном свисте пролетающих снарядов мы гнулись, вздрагивали и
ожидали смерти, или ранения.
Характерный случай произошел со мной (больше ни с кем опасней случаев не
было за последнее время). Не буду вдаваться в подробности. Судьба и на этот раз
оказалась со мной и за меня. Когда я лег в окоп отдохнуть – начали рваться снаряды.
Я взял в окоп с собой качан от капусты и принялся его чистить. Вдруг разорвался
снаряд. Так близко, что оглушил меня. Окоп завалило, меня присыпало землей и,
наконец, что-то больно стукнуло меня по руке, по подбородку, по губе, по брови. Я
сразу решил, что тяжело ранен, ибо рукой пошевелить не мог, а по лицу побежали три
струйки крови. Несколько минут не мог встать. В голове шумело и впечатление от
всего произошедшего не вылетало из головы. Наконец я решил пойти сделать
перевязку. Когда я вышел, все воскликнули «Жив?!», и потом «Ранен!». Я посмотрел
на воронку и изумился – снаряд упал как раз на краю окопа у моих ног. Стенку
развалило, но ног не зацепил ни один осколочек, а в лицо угодили. Не контузило меня
именно благодаря тому, что снаряд упал перелетом, и вся его сила была направлена в
сторону от меня. Лицо мое находилось от разрыва на расстоянии моего роста, плюс
стенка окопа. Оглянулся я на ящики с минами, что лежали впереди окопа (если
считать с нашей стороны, с тыла нашего) – они все были истерзаны осколками. Я
чудом - опять чудом - уцелел. А когда я осмотрелся в зеркало, то к радости великой
убедился, что только поцарапан небольшим осколочком. Он пролетел, очевидно, один
зацепив лицо в трех местах и, оставшись, кажется, в последнем – в брови. Но он не
тревожит меня. А руку только больно ударил плашмя осколок побольше, ибо даже
отверстия раны не было, хотя кровь все-таки пошла. Так я отделался и на этот раз.
После этого случая взял двух бойцов и отрыл окоп почти в рост человеческий,
накрыл его и расширил. Было замечательно, но ночью надо было выбираться из него,
бросать.
Здесь я тоже сам вырыл глубокий и уютный окоп, просторный очень, настелил
травы наземь и накрыл и засыпал землей сверху. Сейчас ночь, и я пишу в своем окопе
при свете двух свечей.
Пули на поверхности свистят, хотя мы в лощине. Так неприятно, что аж сердце
щиплет. Это первое неудобство здесь (на предыдущей позиции пули не свистели).
Снаряды, а иногда и бомбы с самолетов бухают по селу и некоторые недолетом падают
близко от нас.
Но пока у нас, кроме легкого пулевого ранения у одного бойца, ничего еще не