Page 29 - Дневник - 1943 год...

Ты явился нам
Праздник мощного отпора
Всяческим врагам.
И знамена поднимая
На своих штыках
Мы клянемся, праздник мая,
Разбить немцев в прах.
Воин красный, бей фашиста
Снайперски снимай,
Чтобы поле стало чисто
В этот первомай.
Пусть же здравствует в столетьях
Праздник наш с тобой,
Первомай, год 43-й.
В бой, товарищ, в бой!
13/IV-43 г. для стенгазеты №2 под моей редакцией. 5 рота 2 батальона 197
зсп [запасной стрелковый полк] г. Ростов.

Четыре месяца исполняется сегодня со дня моего выбытия с передовой. Сейчас я
в запасном полку. Выпустил ротную стенгазету. Вчера написал два письма маме и в
Магнитогорск.
С первого дня я не хожу на занятия. Занят газетой. Сейчас я подготавливаю
следующий, майский номер стенгазеты.
Здесь есть один еврей-боец. Хотя он и имеет некоторые привычки не нравящиеся
мне в евреях, как, например, любит размахивать руками при разговоре, тянуть
собеседника за руку, крутить у него пуговицу на гимнастерке и пр. во время разговора
– он все же близок мне и симпатичен. Ибо он также презираем, как я, его так же не
любят, как и меня. И хотя я, обладая привычками всякого культурного человека из
любой нации, что мешает распознавать во мне еврея, а лицо мое выдает во мне скорее
грузина или же армянина - фамилия моя вскрывает сразу корни моего происхождения.

14.04.1943
В президиуме партийно-комсомольского собрания совместно с беспартийными.
Доклад делает заместитель командира роты по политчасти лейтенант Авраменко.
Сегодня весь день работал над оформлением стенгазеты. Переписал с помощью
девушки Саши (Шуры) передовицу майского номера, а также свое стихотворение.
Шура – девушка из Ташкента, 22 года, окончила десять классов. Она хорошенькая на
лицо и наиболее чистая от всякого разврата из всех здешних девушек - сестер и
санитарок. Я слегка увлекся ею. И с удовольствием проводил сегодня время возле нее.
Заглавие в стенгазету написала тоже она. Шура хорошо рисует. Сегодня я оставил
с собой Бориса Гусева. Он не хотел идти на занятия и попросил меня оставить его
переписывать газету. Но когда он стал писать, оказалось, что почерк его не подходит
для этого. Пробовал и комсорг роты, замполит - старший сержант [Славин]. У него был
лучший почерк, но и он не подошел. Шурин почерк был наиболее приемлем, но хотя я
и не закончил газету, завтра обязательно пойду на занятия, ибо многие думают, что я
симулирую, прячусь, на самом деле ничем не занимаясь.
Командир взвода, лейтенант … антисемит. В первый день моего прихода сюда,
когда я назвал во время записи в канцелярии роты свою фамилию, он спросил меня
«Ты не еврей, случайно?» Я ответил, что «да». И когда на второй день моей неявки на
занятия он меня увидел недалеко от строя на улице, тогда лейтенант заставил меня
встать в строй, хотя я и имел разрешение замкомроты остаться. Я не мог ослушаться
приказания и пошел на занятия. Только случайная встреча с политруком позволила
мне продолжить работу. Политрук заставил комвзвода, несмотря на все его
нежелание, отпустить меня в казарму. Вчера на занятиях, мне рассказывали бойцы, он
говорил заместителю командира роты по политчасти, чтобы тот любого, даже