Page 12 - Дневник - 1941
P. 12
записи. Сейчас 9.
23.10.1941
Евреи. Жалкие и несчастные, гордые и хитрые, мудрые и великие, мелочные и
скупые, добрые и сердечные, смелые и пугливые - сколько качеств.
По улицам и в парке, в хлебной лавке и в очереди за керосином - всюду слышится
шепот. Шепот тихий, ужасный, веселый, но ненавистный. Говорят о евреях. Говорят
пока еще робко, оглядываясь по сторонам.
Евреи - воры. Одна еврейка украла то-то и то-то. Евреи имеют деньги. У одной
оказалось 50 тысяч, но она жаловалась на судьбу и говорила, что она гола и боса. У
одного еврея еще больше денег, но он считает себя несчастным. Евреи не любят
работать. Евреи не хотят служить в Красной Армии. Евреи живут без прописки. Евреи
сели им на голову. Словом, евреи - причина всех бедствий. Все это мне не раз
приходится слышать - внешность и речь не выдают во мне еврея.
Я люблю русский язык. Люблю, пожалуй, больше, чем еврейский, так как почти
не знаком с последним. Я не разбираюсь в нациях. Хороший человек всякой нации и
расы мне всегда мил и приятен, а плохой - ненавистен. Но я замечаю: здесь, на
Северном Кавказе, антисемитизм - массовое явление. Отчасти в этом виновны и сами
евреи, заслужившие в большинстве своем зависть у многих местных жителей.
Так, одна еврейка, например, в очереди заявила: "Как хорошо, что вас теперь
бьют".
25.10.1941
Ее избили и после этого хотели отвести в милицию, но она успела улизнуть. Таких
действительно мало бить. Такие люди-евреи еще большие антисемиты, нежели любой
русский антисемит. Она глупа но еще и длинноязыка. А евреи в большинстве своем
любят поболтать. В этом смысле можно перефразировать известную русскую
пословицу и она так будет выглядеть: "Что у умного на уме, то у глупого на языке".
Но все-таки я не люблю этих казаков за немногим исключением. Украинцы
меньшие антисемиты. Русские Запада - Москвы, Ленинграда и прочих городов - еще
меньшие. Я не понимаю, как можно быть таким жестоким, бессердечным и
безбоязненным, каким является Северокавказский казак.
На всеобуче, например, открыто (во время перерыва), в присутствии командиров
отделений ребята некоторые стали рассказывать, что во время бомбежки Минеральных
Вод евреи подняли крик, начали разбегаться, побросав вещи, а одна женщина-
еврейка совсем подняла к верху руки, неистово и пронзительно крича и бросилась
бежать. Слушатели смеялись и никто не попытался пресечь эту наглую антиеврейскую
пропаганду. Мне было обидно за евреев. Гнев душил меня, но я не смел ни слова
сказать, так как знал, что это еще больше обозлит всех против меня и вызовет взрыв
новых издевательств надо мной.
Сегодня написал три письма. Маме, тете Бузе и дяде Леве.
Днем был папа. Он стал еще невозможней. Когда он зашел - началась воздушная
тревога. По радио надоедливо часто напоминали об этом слушателям. Я сказал, что у
нас в Днепропетровске не повторялись так часто и что это действует на нервы. Тогда
папа перебил: "Я спешу, столько дней не был, а ты мне о глупостях говоришь!" Это
меня обидело, а когда, через пару минут и ему надоело, тогда он тоже сказал, что это
неприятно действует на слух. Я напомнил ему, что за такие же слова он меня ругал.