Page 68 - Дневник - 1943 год...

пожары, учиненные немцами при отходе, а также затеянные врагами еще во время
своего пребывания по эту сторону от подожженных сел.
Трудно было определить где наши, где противник, и я не находил выхода из
своего отчаянного положения. Я и и кричал, и свистел во все горло и губы, но ни один
человек не отзывался. Я решил рисковать и, зарядив, единственное оружие –
ракетницу – бросился бежать в одном из выбранных наудачу направлений. Кругом дул
ветер и темень окутала небо и землю, будто издеваясь над моим положением. Я бежал,
крича и ругаясь во все горло и взывая ко всему живому. Но лишь ужасающее
молчание встречало меня повсюду. Один лишь ветер задорно посвистывал
мне вдогонку, и,, подхватывая мои окрики, уносил их неизвестно куда.

Вдруг, о радость – человек! Свой или чужой – кто его знает, но, наверное, свой. Я
стал звать его и что есть силы побежал к нему. Но он вел себя странно и, как-будто
дразнясь, убегал от меня, не давая приблизиться ни на шаг к себе. Потом я заметил,
что он что-то копает. Я обрадовался и стал звать его еще сильнее, но когда он чуть
вырос в моих глазах, я с горечью увидел, что он продолжает убегать. Копнет землю и
бежит дальше. Еще нагнется, копнет – и опять бежит. Что за чудак? Зачем он убегает
и для чего копает землю? Нет, догоню его! – сказал я себе и еще сильнее побежал
вдогонку пугливому человеку. Выбежал на дорогу, что как раз вела в направлении
убегающего. Он, видимо, бежал дорогой. Бежать мне стало легче, и я догонял его еще
стремительнее. Постепенно человек начинал отставать и увеличивался в моих глазах с
минуты на минуту. Но бежал он тем же манером, копая землю и пригибаясь для этого и
для отдыха. Наконец он совсем вырос и остановился, покачиваясь из стороны в
сторону. Я бежал из последних сил и, когда уже стал подбегать совсем близко к
остановившемуся человеку, увидел на его месте какой-то шевелящийся предмет - не
то столбик, не то бревно. Досадное разочарование охватило меня при виде отдельных
столбиков, вырисовывавшихся среди поля. Никакого человека и вообще, ни одной
живой души не было поблизости. Разочарованный вконец я приблизился еще на
несколько шагов к очертаниям каких-то разрушенных, на мой взгляд, построек, из
которых самое большое было принято мною за человека. И вдруг, о счастье! – я
увидел мельницу. Ту самую мельницу, на которую мне указывал Хуруленко и другие
товарищи. Еще несколько десятков шагов - и передо мной раскинулось село с его
домами, хатами, улицами и садами. Я достиг каким-то неведомым образом желанного
места. Теперь оставалось отыскать свой батальон и затем свою роту.
КП 2 батальона я нашел быстро. Там переночевал. В селезабыл, правда, у дороги
великолепный немецкий эсэсовский костюм, найденный еще в начале своего
странствования по дивизиям и полкам 28-ой армии. Но я о нем не жалел особенно и
как счастью был рад отдыху, сну.

Наутро я отправился на розыски своей роты. КП своего 3 батальона нашел сразу,
но роту, как это ни странно, до самого вечера найти не мог. Капитан […] замкомбат по
политчасти, не знал тоже о местонахождении минроты, и, ругая меня за то, что отстал,
требовал, чтобы я немедленно разыскал ее. Связной от минроты, боец моего взвода
Карлов, тоже не знал где находится рота. Только к вечеру я случайно наткнулся на
свою часть.
Соколов не ругался. Он был рад своей шинели, но у меня с повозки пропала
вещевая сумка. Там были два полотенца, портянки, носки, наставления и уставы
воендела, газеты, чистая бумага, письма, две порции хлеба, масса немецких свечей-
лампочек, сушеные фрукты, бритва, мыло, помазок, кружка, котелок с крышкой,
ложка, перчатки, фонарик и многое другое, чего и не вспомнишь сразу. Теперь пищу