Page 83 - Дневник - 1943 год...

НП отправил, где и пишу дневник.
Отправил 4 письма. (то есть написал, но отправлю сейчас ) маме, папе, тете Ане,
дяде Люсе. Маме впервые намекнул о необходимости сближения вновь с папой.

04.12.1943
Вчера ночью ходил на передний край к стрелкам за людьми. Был у Булатова в 9
роте и в 8 роте, где брал по три человека в каждой (мы отдали им 9). Из старых наших
людей забрал одного Чипака. Двоих взял молодых, 23 и 24 года, остальные трое, тоже
вроде не плохие, хотя возрастом постарше.
У Булатова большой, вместительный блиндаж. С ним вместе живут старший
лейтенант […], лейтенант Брагин, младший лейтенант Комагорцев и еще два
командира взводов. У них горит свеча и тепло, тесно и весело. Все шутят. Насчет
нашей стрельбы, насчет жизни нашей. Называют нас тыловиками и говорят, что не
стали бы кормить нас даже за нашу стрельбу плохую.
Жить стрелкам, действительно, куда хуже, нежели нам. Даже ночью там нельзя
головы поднять – всю ночь немец стреляет из пулеметов и винтовок, причем
преимущественно разрывными пулями.

Командир 8 роты – нацмен, не то узбек, не то казах. Он живет куда хуже
Булатова, и блиндажа такого и света, в особенности, не имеет. У него маленький
крытый окопчик на двоих, где он живет со своим ординарцем.
Когда я пришел в роту, то не застал командира ее. Он был у старшего лейтенанта
Кияна, созвавшего совещание командиров рот и взводов. Мне довелось бегать за ним
метров 200 под обстрелом. Потом обратно в 8 роту, затем в 9.
Позвонил к Соколову и допустил большую ошибку, назвав 8 роту по телефону
незашифрованно. Старший лейтенант Докучаев, услышав, начал ругаться – «Я вам
дам, 8 рота!», чем еще больше наделал. А когда я пришел в 9 роту, он меня встретил
там и начал отчитывать. Я объяснял, что у меня случайно вырвалось это слово, ибо я
не знал кода.

Когда собрал всех нужных мне людей в обоих ротах, я ушел вместе сними в свой
тыл. Разговаривать громко нельзя было. А только шепотом. Немец все слышал и
неоднократно перекрикивался голосом с нашими передовиками. « Эй, рус, почему не
наступаешь?» и прочее. А стоило нашим крикнуть, как тот час же минометно-
пулеметный огонь наносился на то место противником.
Газет вчера не читал. Писем не писал, вообще, вчерашний день, говоря по-
украински, «марно провел».
Сейчас положение у нас очень напряженное – в любую минуту может явиться
приказ о наступлении и мы всегда готовы выступать. «Грозных» навезли и артиллерии
неисчислимо, только неизвестно, станет «Грозный» нас поддерживать или соседей,
ибо наш участок не столь важный, как соседний.

06.12.1943

Теперь я зажил здорово! Проделали мне печку. Руднев и Глянцев. Весь день горит
у меня печка и теплота наполняет мой дом. Руднев перешел ко мне в землянку и мы
теперь вдвоем. Он проделал свет. Просит меня написать его девушке письмо, но
сегодня уже некогда. Темно. Ночь. Я пишу при свете бензинового коптильника.
Сегодня был у меня, ну кто бы ты подумал, мой дневник? – Онищенко Алексей!
Он в 962 полку, в батарее 120 мм. минометов. Рассказал много новостей. Одна весьма
печальна – Плешаков погиб. Хороший был парень. Перед смертью он работал