Page 23 - Дневник - 1942 год...

Как мне командовать им? Миномет с минами, он говорит, бросить придется. Ключ
для миномета, он говорит, не нужен и, издеваясь надо мной, говорит, что забросит его.
Да ну его к черту и писать о нем не хочется мне, но и не писать тяжело. Лейтенант в
его присутствии говорит, что я строг с ним, что с ним надо говорить мягче и слушаться
его потому, что он старше.

Вчера написал письмо маме, в Ессентуки, Оле, тете Ане и в редакцию газеты
"Сталинский воин", куда послал свое стихотворение "Здравствуйте, милые сердцу
места".
Перестрелка вчера была сильнее. Бедный Хаустов чуть не умер, когда вечером
возле него падали осколки неподалеку разорвавшихся мин (я ходил за ужином).
Сейчас буду его будить. Хватит ему спать!
А природа здесь - только чтоб стихи о ней писать. Жаль голова в тумане - спать
хочется, умираю. Изредка где-нибудь засвистит снаряд и снова тихо, только кукушка
кричит беззаботно на весь лес: ку-ку, ку-ку, надоедливо гудят комары и вечело
щебечут всевозможные птицы, стараясь перепеть разошедшегося соловья, но тщетно.
Веселая славная птичка. Oн не молчит ни минуты.

Низко над головой летит самолет. По-видимому, разведчик. Чей? Трудно
определить - с обеих сторон его не обстреливают. Все стихло. Он улетел. Только ветер
шумит листвой деревьев, подпевая шаловливым птицам лесным.
Я весь опух от укусов маленьких мошек и отвратительно уродливых и назойливых
комаров, забирающихся даже под рубашку, чтоб укусить только.

02.07.1942
Недавно вернулся с села, в котором находились до прихода сюда. Лейтенант
разрешил пойти поискать чего-нибудь из продуктов питания. Оттуда, оказывается,
эвакуируются, или, откровеннее говоря - насильно выселяют жителей. Уже третий
день страшную картину наблюдал я в этом селе: выбитые стекла оставленных жилищ,
заколоченные двери и ставни, перья и головы недавно резаных курей, плачущие
женщины и голые ребятишки, не понимающие сердитых окриков матерей, когда
невинные дети слишком зашалятся, встречались мне повсюду на пути.
Коров, оказывается, увели всех, не выдав селянам даже расписок. Одну женщину,
отказавшуюся расстаться с коровой, какой-то лейтенант пристрелил - ранил в живот, и
она сейчас умирает. Никто даже не пытается спасти ее от смерти.
Жители деревни рассказывают, что у них изымаются произвольно и насильно
куры, гуси и пр. бойцами и командирами нашими. И, как бы иллюстрацией к их
рассказам, впереди меня появилась кибитка, до отказу груженная овцами, гусями и
курами. Недоставало только хлеба и бойцы, затеявшие это нехорошее дело во главе с
лейтенантом, ходили по хатам, требуя у жителей хлеб. Жители деревни, а там
остались одни старики, женщины и дети, негодуют и грозятся пойти сюда, на
передовую, требовать защиты у бойцов. Они отчаялись и могут сделать все. Конечно,
мародерством занимаются единицы, огромное большинство бойцов не позволило б
себе подобных штук. Известно, что семья не без уродов. Но тем необходимей
пресекать подобные поступки, чтоб не повадно было другим. Тем легче их пресечь и
наказать виновников этого недостойного наших красноармейцев грабежа. Их мало
стрелять, мародеров этих, нарушающих воинскую дисциплину, порочащих честь и
славу нашей замечательной, народной Красной Армии.
Люди были злы на нас, бойцов, и у них трудно было чего-либо достать за деньги