Page 18 - Дневник - 1942 год...

Написал одно. Маме в Ессентуки, тете Ане и дяде Леве, по одному. Вчера, нет,
позавчера, отправил маме письмо. Итого пять. Теперь веду счет им.
Сижу в землянке на рубеже обороны. Хаустов продолжает болеть со вчерашнего
дня. Во-первых он сильно струсил при налетах и во-вторых он испортил себе желудок.
Все приходится делать самому.
Вчера пришил себе два сигилька, как их здесь называют – два треугольничка на
каждую петлицу и стал сержантом. «Вот чудо: в завтрак подходил к нам боец, в обед –
сержант», - говорили повара, указывая на меня.
Хаустов стал миленьким. Я отдал ему свой табак, забочусь о его болезни, и он
больше не ругается – лежит или спит и бредит во сне.
Санинструктора не нашел нигде, хотя ищу его со вчерашнего дня. Говорил
комиссару, командиру роты, командиру взвода. Командир роты обещал прислать его,
но не прислал.
Нашему лейтенанту читал отрывки из своего дневника. Было там и о нем. Он с
радостью слушал, когда я хвалил его, но дальше были места, где я о нем нехорошо
отзывался и я имел нетактичность прочесть ему их. Он обиделся. Сюда больше не
ходит. А парень замечательный. Дружить бы с ним я мог и неплохо дружил бы. Только
какое-то препятствие стоит на пути к дружбе с ним, невидимое, но ощутимое слегка.
Иногда оно исчезает и он говорит со мной тепло и задушевно как друг, однолетка. Но
это бывает редко. По-видимому, я сам виноват в этом.

25.06.1942

Обстановка здесь сильно изменилась. Сейчас будем уходить из нашего блиндажа-
землянки, мы уже здесь привыкли и уходить не хочется. Но коварный враг угрожает
нам с фланга, в то время как мы приготовились встречать его с фронта. Три дня враг
бомбил окрестные деревушки, оставляя кровавые следы разрушений.

26.06.1942
Во время привала. Едем на машине в сторону восхода солнца. Проехали уже
свыше 100 километров. По дороге большое количество военных. Все направляются в
ту же сторону что и мы. Масса машин, много войска .
Мирные граждане повсеместно эвакуируются. В воздухе гудят высоко-высоко над
землей, так, что не видно сразу их, вражеские самолеты. Не может быть, чтобы наши
войска собрались оставить такую огромную территорию, столько хлеба и имущества
немцам. Войска, вероятно, перебрасывают для подкрепления другого фронта.
Только сейчас я представляю себе ясно из какого ада мы вырвались. Мы
находились в мешке, который постепенно закрывался и, пробудь мы на месте этом до
нынешнего утра, нам не довелось бы выбраться оттуда. Мы бы были окружены, взяты
в плен или перебиты.
Впервые издали я увидел действие нашей «Катюши». Она зажигает все на своем
пути, ровным рядом поднимая языки пламени и дыма на территории. Но и «Катюши»
по-видимому не помогли. Больше всего здесь виновата вражеская авиация: три дня ни
на минуту не затихали разрывы бомб, пускаемых на территорию соседних деревушек
беспрерывными потоками немецких самолетов. Вражеские коршуны налетали волнами
по 28 самолетов и подвергали всю землю вокруг огню и дыму. Небо нахмурилось от
разрывов бомб и пошел дождь, не приостановивший, однако, этих варварских налетов
фашистов. В конце третьего дня немцы сбросили на месте полуразрушенной ими
деревушки, (с правого фланга наших позиций) парашютный десант автоматчиков,