Page 11 - Дневник - 1943 год...

переночевать. Хозяева - старик и старуха, угостили нас медом и кипятком. Спать
положили нас на кровати деревянной. Было тепло и приятно. Насекомые не мучили
меня, ибо я снял все с себя: и фуфайку, и шинель, и гимнастерку. Зато сейчас они
опять дают о себе знать.
Утром встали рано, закусили пирожками с […] ([…]угостила хозяйка) и

медом. […] черный какой-то, со специфическим вкусом перца. Хозяйка рассказывала о
немцах. Жили они здесь, как и в предыдущих селах, что я проезжал. Пятеро немцев.
Старикам и старухам выдавали хлеб бесплатно. Молодежь заставляли работать.
Жителей не убивали, хотя что хотели, забирали у них. Но это редко бывало. Румыны,
те грабили. Особенно цыгане, в избытке имеющиеся, у них воровали. Стояли они у
хозяйки один раз. Пришли, вырвали замок (было холодно). Но ничего в хате не
трогали. Затопили имевшимися нарубленными дровами и легли спать. Хозяева застали
их спящими.
За каждого убитого немца убивали сразу жителей – правых и неправых. Так что о
партизанах здесь и не думали. Одному […] - разведчику […]. Группа людей […] в ногу.
Весь ближайший поселок немцы сожгли дотла, […], еще предупредили жителей выйти
оттуда, а то бы все погибли. Евреев всех вывезли: расстреляли даже годовалых детей.
Утром был на базаре. Две женщины продавали яйца – 50 рублей десяток. Дорого
(в Красном Куте, правда, 100 рублей десяток).
Пошел по хатам. Никто не хотел продать молока и яиц. Только одна женщина
вызвалась продать молоко. Я предложил ей мыло, грамм 50. Она согласилась. Пекла
хлеб – предложил портянки в обмен на одну буханку. Она дала еще и пышку к молоку.
Тоже рассказывала о немцах. Она жена коммуниста. Ее вызывали на допросы, таскали
по комендатурам. Больше русские. Их было много здесь, украинских и казачьих
полков.
Проезжал также генерал Краснов. Немцы думали с его помощью организовать,
здесь былое казацкое кулачество – не вышло. У сестры […] бывший полковник,
трижды орденоносец, коммунист, сдавшийся немцам в плен и бывший у них в
услужении. Теперь он руководил полком русских изменников, перешедших на сторону
врага. Ордена он носил в кармане. Он открыто показывал их обеим женщинам. Немцы
его заслуг не отнимали. Он всегда доказывал этой жене коммуниста-политрука
Красной Армии и ее сестре, что русские сюда не придут, что победят немцы и прочее.
Женщины спорили с ним, доказывая ему обратное.
Евреев и здесь уничтожили всех поголовно. Коммунистов брали на учет и
расстреляли только самых ответственных. Остальных не успели. Расстреляли также
одну пионервожатую и двух комсомольцев. Жены коммунистов работали без отдыха на
оккупантов, но получали лишь 200 грамм хлеба и, по словам этой гражданки, местные
жители симпатизируют немцам. И, когда те оккупировали их территорию, стали
выдавать евреев, коммунистов и просто друг друга врагу. Староста выехал с
гитлеровцами, убоявшись возмездия. Долго я расспрашивал местную женщину о
немцах, о зверствах, чинимых ими на нашей земле.
Хлеб испекся. С великим удовольствием пробовал я домашний, горячий
крестьянский хлеб.
Гудок паровоза прервал мои разговоры. Спрятав хлеб, поблагодарив хозяйку и
распрощавшись с ней, я поспешил на поезд, который уже стоял у водокачки. Паровоз
собрался напиться воды.
Когда поезд тронулся, перед взором моим опять проносились обширные поля
сельских степей, усеянные сплошь побитыми танками, пушками, автомашинами и
прочим ломом грозной вражеской техники, брошенной им при отступлении.
Вскоре показалась станция Пролетарская. На фоне бесконечных желтовато-серых
полей она выделялась своими большими, когда-то красивыми зданиями далеко
впереди. Подъезжая к этой станции, мы увидели здесь еще более страшные следы
опустошительных разрушений, чем в прежде минуемых пунктах. От станции и от всех
прилегающих к ней построек остался страшный след обломков. В станице на улицах
зияли колоссальной величины воронки от бомб весом не менее тонны. Все это больно