Page 35 - Дневник - 1945 год...

Тут девушки. Весьма симпатичные, но у одной из них отвисли груди, а у другой …
и вовсе темное дело, хотя фигура что называется. Полюбезничал немного, но дальше
этого не пошел. Ночь застала меня слишком несвоевременно, - девушки спешили
спать и столовую оставили на замке. Пришлось распрощаться.
Палец мучает. Тревожат думы всякие, и жизнь все больше разочаровывает.
Встретил Ставрова. Он в госпитале. Три ордена украшают его грудь. Он ходит
гоголем и говорит всем, что воевал бесстрашно. Отрицать нельзя - значит отрицать
справедливость правительственной награды. Люди со стороны не знают всей истины,
заблуждаются, – и пусть их, глупцов! Обидно только за себя, и эта неотвязная мысль
пытает душу. Что делать? У кого искать правды и справедливости? Бога нет, а кроме
него никто ничего знать не может о мною пережитом.
Рапорта, но к ним везде относятся наплевательски. О, судьба, зачем я страдал так
бесплодно? Родина, за которую я так много пережил и за которую столько рисковал
жизнью, она ли не поймет моих дум и страданий. Она ли не поможет моему горю? Но,
Господи, она ведь не знает ничего обо мне, я ведь ничем ни на грамм не возвысился
над жизнью, и дальше полка, дивизии, обо мне никто не знает. Горе мне и стыд
беспощадные!
Девушки в гражданском выглянули в окошко. Я посмотрел – они исчезли. Стал
подходить ближе – они вышли на улицу, важно пересекли ее и скрылись в дверях
парадного подъезда большого трехэтажного здания. Я остановился. Милые лица и
гражданские платьица привлекли мое внимание. Неужели немки? – подумал я, - ведь
еще не встречались мне ни разу красивые «фрейлин».
Девушки вдруг выскочили за дверь, выглянули, улыбающиеся, и опять скрылись.
Я кинулся к зданию, но было уже поздно. Когда я поднялся на первые ступеньки
лестницы - на третьем этаже хлопнула дверь. Так неожиданно оборвалось в самом
начале что-то приключенческое и заманчивое.
Позже я заходил туда в комнаты. Щупал дверные ручки в темноте и открывал
одну за другой двери. Но всюду меня встречали комнаты, пахнущие медикаментами,
светящиеся белизной простыней и материи. Людей нигде не было. Мне надоели эти
тщетные начинания, и я вернулся в отведенное для меня комендатурой помещение.
Так больше я и не увидел этих девушек.

22.03.1945
Нет, вру! Сегодня утром, когда я уже собирался уезжать из города, в окнах здания
увидел несколько заинтересованных женских фигур, улыбающихся мне навстречу из
операционной госпиталя, среди них были красивые девичьи головки и пошел прямо к
окну на первом этаже, чувствуя на себе восторженные девичьи взгляды.
- Это не вы ли вчера выглядывали из-за дверей здания и улыбались?
- Да, мы.
Я рассказал, как искал их потом в доме. Мимо прошла женщина-майор, пожилая,
поседевшая, и улыбнулась во весь рот нам, молодым.
Я распростился с девушками, и когда отошел - помахал им на прощанье рукой.
Они радостно отвечали кивками головы, взмахами ручек своих, и одна даже
воздушным поцелуем ознаменовала это прощание.
Я покидал город довольный и гордый собой и своей молодостью. Да, судьба не
обидела меня, наделив внешностью и умом. Но характер мой портит впечатления
первого взгляда и отвращает от меня окружающих. Вот почему мне так нелегко
живется на свете, вот почему я нередко бываю обижен своими товарищами зря и
несправедливо.

23.03.1945
Сегодня был строевой смотр. Комдив приезжал и проходил через весь полк,
тщательно осматривая каждого от рядового до офицера. Он маленький, плотный,
черный, сердитый. Ругается отвратительно. Прямо перед строем крепко матюгнул
начальника связи полка - капитана и пригрозил понизить в должности до командира
взвода. Меня миновал, хотя я был и без шинели и без звездочки на гимнастерке нашил