Page 58 - Дневник - 1945 год...

сжималась, уплотнялась, становилась чуть слышной, и снова взлетала и замирала над
головами и падала и рассыпалась раскатисто, когда подхватывали сиплые голоса
счастливых стариков.
Через 20 километров, однако, наблюдалась совсем другая картина. Люди устали,
выбились из сил и многие лишились бодрости и веселости, больше не пели, смеялись
мало, слышался ропот недовольства. Когда перевалили за 40 километров,
подполковник Гужов решил дать отдых. Моросил дождь, было холодно - бойцы
просились в квартиры. Сначала не разрешал, но потом стал неслышен.
Долго стучали. Немцы не отзывались. Сразу потух свет во всех квартирах, стало
тихо и подозрительно. Обошли с бойцами весь дом. Стучали попеременно и сразу во
все двери. Наконец обнаружили окно без стекол, влезло несколько человек, стали
приспосабливаться, чтобы пропустить остальных. Кто-то проломил дверь - втиснулись.
Пришли девки, быстро пронюхали теплую светлую кухню, расположились. Я
поместился с ними. Кое-как притиснулся к ним, но уснуть долго не мог, – кусали мухи,
свет ел глаза, да и само присутствие женщин отвлекало ото сна. Девчата попались
совестливые, – даже обнять себя не разрешали. Долго ворочался и уснул примерно к
середине, с 3 на 4 часа.
На рассвете меня разбудили. Квартира, где мы ночевали, оказалась пивной, и
хозяева могли с минуты на минуту явиться. Неудобно и опасно было оставаться здесь
долго. Скомандовал выходить, сам остался - искал, не уснул ли кто-либо в
непроверенном месте, боялся, чтоб не остались. В одной из комнат, заваленной
бочками, инструментом и прочей всячиной, стоял велосипед. Вынес его, сначала
полагая, что кто-либо из бойцов оставил, но потом, даже когда узнал, что все на лицо,
решил не вносить обратно, – рискованно было, да и велосипед-то мне нужен был
сильно. Так я на нем и доехал остальные километры нашего пути: побил себе руки,
измазался и получил удовольствие, неожиданно сменившее мою усталость.
Девки вели себя героями. У всех были ордена, у некоторых по несколько, в числе
которых очень высокие. За что они их получили - военные люди не задумываясь
определяют цену их героизма, ибо только редкие исключения наблюдались в среде
женского воинского персонала, поистине заслуживающие уважения и внимания. Все
эти Полушкины и Тедеевы как две капли воды похожи друг на друга, брызгали
безграмотными кляксами, писали резолюции с легкостью и безответственностью, что
становилось стыдно за людей, которые им доверяли. Ордена и медали отпускались по
договорам, по заказам. Надо было только заслужить расположение этих мелких,
пустых людишек. Хорошему сапожнику или понравившемуся портному, кладовщику
или хозработнику было легче завоевать высшую награду нежели мужественному,
честному воину, пролившему не одну каплю своей, а еще больше вражеской крови на
поле брани, возомнили из себя нечто ценное и полезное обществу и действительно
брали на себя (и сейчас еще продолжают брать) такую полноту власти, что и
командиры частей не решаются порой брать. Тедеева, например, в насмешку называли
«маленький Калинин». Так вот, покровительствуемые всякими Тедеевыми и прочими
Кº, окруженные ореолом славы, девки наши прибыли в запасной полк и заявили
сразу: «Вы знаете кто мы?! Мы герои-сталинцы!» и в подтверждение сказанного
подняли такой визг и шум в отведенном им бараке, что туда вынужден был прибежать
майор и капитан; но и они не в состоянии были что-либо сделать. Майора девки
послали «на х…», а капитана «к е… матери». Оба ушли как побитые. А когда заявили:
"Мы вас обсосем", женская природа, смешавшись с мужскими привычками, заиграла,
вскипела и во всю ширь вылилась наружу. Крик, плач и матерная ругань, все это