Page 64 - Дневник - 1945 год...

Сегодня день событий. Больших, выдающихся из ряда вон. Все мои планы, все
ожидания спутались, смешались так внезапно, что сейчас я не в состоянии как-нибудь
систематизировать их.
Самое значительное событие – это сообщение о новой войне, об открытии
дальневосточного театра военных действий Советского Союза с Японией. Обычно
слухи опережают события, и, взбудоражив умы людей еще задолго до фактического
оформления их, подготавливают к хладнокровному восприятию.
Так было и на сей раз. Еще дней за 7–10 до нынешнего сообщения кто-то пустил
слух, его подхватили все и стали шепотом, не лишенным таинственности, передавать
друг другу, что СССР объявил Японии войну. Приходилось верить и не верить в одно и
то же время. Говорили люди взрослые, в разных чинах, и их никак нельзя было
назвать сплетниками.

Чтобы удостовериться – пошел в клуб, тихонько спросил. Меня не обругали, не
удивились моему вопросу, ибо сами задались им до моего прихода – радио ничего
значительного не сообщало. И вот теперь - вторично.
В столовой долго ожидал завтрака – не подавали. Решил почитать газету. В ней
новости, хотя и не первой свежести, но все же интересные. Когда я вернулся –
услышал, что все говорят о Японии. Молнией ударило в голову: а может правда? То
самое у всех стал расспрашивать. Даже шутники или грубияны теперь серьезно и
вежливо отвечали: «СССР объявил войну Японии. Мы воюем теперь с японцами.
Молотов заявил японскому послу о нашем решении воевать с японцами».

Теперь это оказалось правдой. И радостно и тревожно на душе. Война долгой не
будет – это сейчас ясно как никогда. Япония слабей Германии, а союзники сейчас
значительно могущественней, чем прежде. Ставили предположения о длительности
войны – 3 месяца. Иные говорили – японцы слабее, но они еще дадут нам жизни. Это
были упаднические настроения, и они оказались весьма распространенными.
Некоторые почти плакали: «Мы столько воевали и теперь опять придется. Нам из
войны не вылазить». Штабные радовались – их не пошлют на фронт. Хулиганы и
прочая анархистски настроенная братия не скрывала своего огорчения: «Теперь опять
штурм и штрафбаты… опять по-военному» и крутили носом недовольно.
А мне было радостно. Теперь мы покажем японцам. Я не боялся, хотя решил не
быть больше дураком и самому не напрашиваться на фронт, а если и идти, то
политработником, чтобы оказаться полезным и быть заметным везде на фронте не
только и не столько товарищам по оружию, сколько начальству, которое оценивает.
Теперь пора получать награды. Отвоевал, дескать.

Это были довольно таки нечестные мысли, но справедливые. Для меня в этом
случае был важен не столь сам факт предстоящего обуздания японской агрессии,
сколько сила и значимость голоса нашей великой державы, к которому уже сейчас
чутко прислушиваются и с которым всегда считаются не только друзья и союзники
Советского Союза, но и даже враги и нейтралы, всего мира.
Эта война принесла нам не поражение, не бедность и разорение, а могущество,
силу, величие, которое превзошло теперь все ожидания. Ни одна страна не сделала
так много для утверждения мира во всем мире, как наша. Ни один народ не понес
столько жертв и не пережил столько трудностей, как советский. И поэтому было бы
обидно, если бы с Японией расправились другие страны без нашего участия, а мы бы,
при торжестве их победы, оставались в стороне, хотя интересы наши отнюдь не в
меньшей степени, чем интересы союзников упираются на существующее положение на
Дальнем Востоке. Мы сделали [...]