Page 98 - Дневник - 1945 год...

и не находит. Чего ему нужно? Одних я сам бросаю, другие от меня отшатываются,
третьи любят, но боятся близости, а четвертые просто стесняются показать свою
испорченность предо мной.
Пятеро сами признались, что трипперны, иные оказались замужними, а были и
такие, которые со мной соглашались спать и спали даже, но наотрез отказывались
тайну своего тела открыть мне. Я не груб, не жесток, не безнравственен и потому так
[...]

28.12.1945
Вчера никуда не ходил, не видел ни одной молодой красивой немки, а все время
был занят составлением отчета за период с 6 числа по сегодня.

Старший лейтенант Сергеев - плотный, медлительный мужик, с добродушным
медвежьим лицом. Он умеет быть сосредоточенным как камень, и тогда ни за что его
не собьешь с той мысли, на которой он остановился. Он малограмотен, неуклюж и
толстобрюх, но практический опыт и житейские навыки много помогают в работе ему.
Он безобиден, спокоен, и не выходит из того, редкого сейчас в человеческой натуре,
равновесия, которое делает его уважаемым всюду. Человек простой, недалекий, он,
тем не менее, занимает ответственный пост на базе – ему доверено секретное
делопроизводство, оперативная и штабная работа. Сюда прислал его майор Скоркин
для составления и оплаты счетов на имеющиеся на обоих заводах бревна и доски.
Я – молодой и, как мне стало казаться, интересный человек, с неровным
характером, обидчивыми, как сильно натянутые струны нервами, порой плаксивым
голосом, длинным носом и ртом. Порой вспыльчивый, порой замкнутый в себе и
глубоко таящий переживаемые неприятности, обиды в своем сердце; с черными
бархатными глазами и любящим сердцем – единственным и главным достоинствами
моей натуры.
Во мне есть все: и скупость, доходящая до мелочей, достойная, пожалуй, нередко
и скупого рыцаря и жадного торговца с большого рынка, и, вместе с тем, щедрость,
простота и расточительность, не имеющая себе прецедента. В один день я могу
израсходовать то, что порой мною хранилось годами, после этого, опять буду
бережлив, пока снова не найдется причина для расчета с тем, что до нее было ценно и
значительно в моем воображении. Так во всем. Я не последователен в своих
действиях, планах. Мое время не знает планировки, а труд - системы. Мои мысли
зависят от настроения, моя [...] – от обстановки, но и не от нее одной. Я слишком
подвержен влиянию среды и мнение окружающих всегда играет для меня важную
роль, хотя редко, даже от умных и порядочных людей, можно услышать справедливое
и в полном смысле человеческое слово.

Тонко реагирую на все человеческие тонкости, несправедливости выносить не в
силах. Иногда готов на большие дела, и всегда у меня хватает и пафоса, и
красноречия, и силы убеждения и воли для начала, но редко начатое довожу целиком
до конца – терпение ослабевает, тухнет инициатива, и затеянное быстро спешит
опротиветь, в особенности, если встретит критику или насмешки, пусть даже
несправедливые и злые, пусть даже несерьезные и пустые.
Одна только мысль и одна моя надежда, при всей неспособности к длительному и
аккуратному труду, неизменно не покидает: непременно быть литератором и быть
знаменитым. Сегодня я еще далек от осуществления хотя бы первой половины этой
мысли, но величина честолюбия и большое воображение мне рисуют нежный и
сильный, горячий и музыкальный мундир поэта, в который, как мне думается, должен