Page 99 - Дневник - 1945 год...

непременно облачиться, безызвестный, тяжелый и сложный материал из человеческих
костей и мяса, мозгов и крови, давшей мне жизнь и горе, жизнь и горе бесконечные.

29.12.1945
Сегодня работу закончили в 20.00. Подняли горы материалов и совсем замучили
владельца и директора первого и второго заводов. Сами тоже устали. В техотдел сам
идти не решился. А вместе с старшим лейтенантом Сергеевым. Подполковник не
ругался – он собирался куда-то в Берлин.
Еще утром встретил начальника политотдела майора Шабанова. Он попросил
зайти к нему.

30.12.1945
Креммен.
Я опять одинок. Живу на отшибе. В театры, рестораны, кафе и на квартиры к
немкам появляться запрещено, - русских девушек нет подходящих. Ежедневно с 8 до
10-11 вечера брожу одиноко по улицам, потом возвращаясь домой, читаю газету, пишу
что-нибудь и, разочарованный в жизни, судьбе и людях, ложусь спать.

Так и сегодня. Посетил одну девушку, оставил ей сигареты, обменялся взглядами,
улыбками и приветствиями с ней и родителями, и ушел восвояси. Покрутился у театра.
Там опять демонстрировали «Музыкальную историю» - наш фильм, но на немецком
языке. Я его впервые увидел позавчера. В России, еще до войны, мне так советовали
посмотреть этот фильм, особенно девушки-соученицы и Ольга Михайловна:
- Ты очень похож на героя фильма – уверяли они.
Но все обстоятельства собрались вместе, чтобы помешать мне ознакомиться с
кинокартиной. И вот, впервые в Германии… Странно и печально до некоторой степени,
но факт неоспоримый.
Мне он понравился и сегодня днем я пробовал договориться о пуске его у себя, -
не дорого обошлось бы это удовольствие – 150 марок. Но комната моя, слишком мала,
а другую (40 метров длиной) не легко сыскать в стороне от глаза комендатуры.
Остался в раздумье. Затея сорвалась.
Теперь стоял у окна клуба, где немцы слушали и смотрели сокровище нашего
искусства, и слушал музыку и песнопение героев. Потом заскочил в ресторан – там
веселилась и танцевала немецкая молодежь. В офицерском «Казино» выпил две
кружки пива, пошел, наткнулся на женский смех и осветил фонариком лица – все три
отвернулись и завизжали. Заинтересовался - старухи. Дал по сигарете каждой и
убежал от них в темноту.
И вот теперь уже раздетый. Время 12 часов, даже больше. За окнами прыгает
снег, стучится-радуется в стекла. Зима опять хочет быть сама собой и каждой
снежинкой подглядывающей что я пишу и липнущей к окну, уверяет, что она зима, а
не плакса степная и что отныне она не допустит больше ни дождей, ни слякоти, ни
мокрого серого ветра, а будет бела и сурова.