Page 37 - Дневник - 1946 год...

23.06.1946
В конечном итоге два приличных костюма, один из которых сейчас на мне,
обошлись, вместе с пошивкой в 2,5 тысячи. Костюмы сменял на радиоприемник,
который оценили в 2 тысячи марок.
Теперь назрела новая идея – фотоаппарат типа «Лейки» 6 тысяч, и
радиоприемник-лилипутик в пять ламп и 4 тысячи марок. Обе вещи нужно приобрести
любыми путями.

27.06.1946
И снова пишу в поезде, в Берлине.

Работу свою давно закончил. Пробыл здесь в общей сложности более трех
месяцев. И все потому, что никто мною не интересовался, никто не спрашивал с меня
по-деловому, но и не помогал мне.
Женщины долго не могли поколебать моего упрямства: я больше отдавался
бумагам и чтению, читал я одни газеты, и русские, и вполовину доступные моему
пониманию немецкие. Меня засыпали письмами, всякого рода записками, стихами и
прозой возвышенной. Мне улыбались на улицах, в трамвае, в поезде, махали руками
из окон домов, кричали мне вслед ласково и призывно разными голосами и с разными
лицами на ходу, когда я был на велосипеде. И если я вдруг отвечал на улыбку, –
светлели глаза, зажигались огнем и грустью до слез отзывалось вокруг мое
недовольство и мрачность. Мне стоило остановить немочку, сказать ей пару слов –
она звездой загоралась и тухла от моей серьезности, была моя и на все для меня
соглашаясь с первого разу. Русскими я мало интересовался. Они здесь нарасхват и
редкость. После Дины, которая так недоступна, уверенно стал тосковать о времени.
Только под конец моего здесь пребывания соблазнился тремя, по очереди, хотя не
влопался, избалованный красотой.
И вот сейчас, когда я визитнул Кёпеник, застал кучу писем и записок со слезами и
с вздохами, мольбами о жалости. Ну, чем я им могу помочь?
Но об этом в другой раз.

29.06.1946
Хенигсдорф.
Самый неприятный день в жизни – заболел гонореей. Боль, мучение и стыд
унижения сжимали голову.

01.07.1946
Креммен. Госпиталь.

Под влиянием Толстого, его «Войны и мира» и тяжело нависших мыслей о
болезни, которую так тщетно стараюсь отвлечь, и которая, тем не менее, гнетет
капризное сердце. Хочется вспомнить прошлое, не всегда беззаботное, но какое-то
наивное и простое, как и все на земле весною.
Война пришла в мой мир большими неверными шагами, не так как ушла всем
знакомою уставшею стопою. Появилась, встала передо мной сильная, необъятная и
полная таинств, неожиданностей. Трудно было увидеть, заглянуть в ее глубину,
познать ее развитие, оборот. Так она стояла нерешительно, позволяя к себе
привыкнуть, но не открываясь передо мной. Первые дни я был рад, был спокоен,
уверен, что все хорошо закончится, и Германия с первых дней получит по заслугам.
Благо, думал я, что, наконец, есть возможность разделаться с немцами, всегда врагами