Page 109 - Дневник - 1944 год...
P. 109
посмотрел им в лица. Их было две и обе обладали такими белыми лицами молодыми,
нежными, слегка неестественными из-за чрезмерной девственности своей, что
мне захотелось подойти и притронуться к их щечкам: действительно ли эти девушки
живые, или может чудесные создания художника.
Почти до вечера бродил по городу, а когда надоело - всерьез задумался насчет
отыскания своей части. Спрашивал во всех комендатурах, у встречных солдат и
офицеров – никто не знал. Машины мелькали своими номерами, знакомые буквы
курсировали во все стороны, чем окончательно сбили меня с толку и оставили
недоумевающим на перекрестке одной из улиц.
Вдруг мимо меня пробежала повозка, груженная кирпичом, на передке которой
крупно, но поблекшими буквами, было выведено цифра «8». УРР – сообразил я, когда
повозка уже отъехала далеко от меня и кинулся ее догонять.
Солдаты на повозке рассказали, что штаб дивизии недалеко в местечке
расположен, а полки еще ближе в лесу, 3-5 километров от Минск-Мазовецкого. На
душе стало легче.
Я остался «пшеноцеваць» и опять, как и всюду ранее, долгие и почти
безнадежные поиски квартиры, невинные жесты жителей "тут нéма места", "вам надо
сходить в комендатуру" и, наконец, в виде доброй феи, благосклонная хозяйка-
старушка, безоговорочно приютившая и согревшая и поесть давшая.
23.11.1944
Окраина Минск-Мазовецкого. Проснулся сегодня рано. Хозяева оказались
исключительно приветливыми поляками, каких я еще здесь за все время нахождения в
Польше не встречал. Старушка-мать имеет 61 год, ее муж на 8 лет старше, но мечтают
дожить до окончания войны и увидеть хотя бы один год мирного времени. Они много
пережили, большинство родных своих потеряли в молодости от туберкулеза, или, как
здесь принято называть, «холеры».
Дочь стариков, средних лет женщина, лишилась мужа при немцах, которые его
угнали в Германию, оставив на руках матери полуторагодовалую дочурку Марысю. С
рассвета она уходит на работу и возвращается вечером. Зарабатывает она немного, но
получает продукты и в состоянии ими обеспечить прожиточный уровень стариков.
Дочь на руках бабушки, которая, к тому же, и стирает, и готовит пищу, и заведует
всем небогатым хозяйством.
Доброта этих людей не имеет границ. Они ничего не жалеют и всем готовы
поделиться, даже последним, что у них имеется. Поджарили для меня картошку на
масле, угостили капустой соленой с луком и с маслом приготовленной, дважды за
вечер вынудили выпить чаю с маслом-хлебом, сахаром. Постель приготовили
роскошную, хотя им пришлось для этого сильно потесниться.
Сейчас готовится завтрак, предчувствую, вкусный, ибо жарится сало, лук и тепло
топится маленькая железная печурка, которую хозяева приобрели из-за недостатка и
дороговизны дров и необходимости экономить топливо.
Маленькая Марыся меня боится и весело воркует возле старушки-бабушки. Ей
сейчас два годика, но она уже много перенесла, и когда на дворе слышится гул
самолета, она вся съеживается и в страхе бросается в объятия к бабушке: «ой, бу-бу-
бу!». И больно становится мне, взрослому, от переживаемого крошкой ужаса,
вселенного в ее маленькое сердце дикой, нелепой, империалистической бурей войны.
Вечер. Хуторок близ Якубова. Лысенко меня вызвал к себе тот час же по