Page 13 - Дневник - 1944 год...

плиту. Другая ранила в палец Дьяченко и разбила в щепы котелок, ведро, сумки и
прочее. Тогда мы стали не пускать через наши позиции людей, но это, конечно, не
помогло. Людям военным все на войне нипочем – и ругань, и угрозы, и
предупреждение, и простой человеческий язык. Стали отгонять приземляющихся
возле нас проходимцев. Немного помогло, но не все подчинялись, и немцы
продолжали стрельбу по

Вечереет. Солнце опустилось низко, почти касается горизонта. А фрицы
проклятущие, все садят и садят из минометов по нашей кукурузе. Небольшой
участочек кукурузного поля они бесперебойно и настойчиво обстреливают вот уже
почти на протяжении всего дня. Даже удивительно становится для самого себя - как
это ни одна мина не задела ни меня, ни товарищей (разве одного Дьяченко), или даже
не упала в окоп. А ведь их он столько набросал, враг, на этой площадке, что и
сосчитать трудно. И справа, и слева, и по бокам все изрыто воронками 81-мм
миномета. Вот слышится глухой звук – это выстрел. Ждешь: секунда, другая, третья,
четвертая и т. д. Наконец - разрыв, крякающий, беспощадный, неотвратимый. Вот
несколько - целый десяток выстрелов, и длинная очередь буханий. Комбата Рымаря
ранило "[…]".

Написал письмо тете Ане. "Бабах, бах, бах, бах". Ноги замерзли. Третий день нас
не кормят хлебом. "Бах, ба-ба-ба-бах". "Бах" - еще и еще визгливый и приторный. "Що
ж, скiлькi ти ïх кидатимеш iще?" – говорит, сидящий со мной в окопе Засыпко и я
присоединяюсь к его возмущенному вопросу. "Опять, опять" – шепчет задумчиво
Засыпко и раздаются выстрелы. Все ближе и ближе, но затем отдаленней и опять
ближе.
Сегодня обещали привезти сухари и мы с Засыпко с нетерпением ждем захода
солнца. Это самое хорошее время. "Бах". Там и ужин придет, возможно и сухари. "Бах,
бах, ба-ба-бах!" и выстрелы, может быть, прекратятся. Неужели им не надоест? Бьют и
бьют, гады. Нескольких человек ранили, убили здесь неподалеку. А зачем мы здесь
стоим? Ведь мы и стрелять не стреляем, и миномет-то у нас один на роту. Только
людей под огонь врага вывели. А тот все садит и садит.
Солнце скрылось за занавесью горизонта. Если жив останусь, напишу завтра
подробней.
Мы стоим у какого-то большого села, что на юг от нас. Между селом и нами -
шоссейная дорога и, кажется, даже железная. Отсюда видны только телеграфные
столбы и три мельницы. Немец на курганах. Одно время он перестал было стрелять,
хотя кругом двигалось много военных. Мы решили, что он ушел. Но недолго так
длилось. Всего с полчаса. А потом он снова как начал стрелять! Передать трудно.
Холодно. Окоп не накрыт и материала для накрытия нет. Если не уйдем – пропаду
от холода. Обо сне и речи тогда быть не может.
Ели с Засыпко кукурузу, которую кое-как на огне бездымной бумаги поджарили. А
то бы пропали вовсе. Ведь это который день мы не едим нормально и хлеба вовсе не
видим.

20.02.1944
Н.К.О. – С.С.С.Р.
ШТАБ
899 Стрелкового Полка
20 февраля 1944 г.