Page 60 - Дневник - 1944 год...

Германской территории. Остальная часть Латвии и северо-западная часть Литвы –
тоже накануне. Пруссии грозит та же участь.

04.08.1944

Сегодня прибыл старший лейтенант. Приехал с орденом «Красной Звезды». Хотя
он здесь совсем недавно и еще не участвовал в наступлении - орден ему вручили,
очевидно, в дивизии.
Старший лейтенант мне не доверяет и, очевидно, опасается меня – дело рук
Филатова, – ибо скрывает от меня все секреты. Вот и сейчас он, зашел в ленкомнату,
сказал: «Остаются Бурлаков и Филатов». Я вынужден был уйти вместе с младшим
лейтенантом и другими людьми-бойцами, оказавшимися в ленкомнате. Мне весьма
непонятно такое ко мне отношение. Ведь я только первые дни здесь и меня никто не
знает. Лучше бы он меня выругал, если ругал обоих, но оставил с ними. Ведь он
разделяет меня и их. Мне странно. Мне досадно. Но я бессилен что-либо предпринять.
Остается молчать и терпеть, смотреть, что из этого получится в дальнейшем. Но бойцы
очень чуткий и внимательный народ: они уже видят это отношение и начинают не
уважать меня, а это самое пагубное на фронте для командира.

05.08.1944
Только что получил 8 писем. Самое дорогое – от Нины. Фотография и ласковые
слова. Грамотное письмо, если не считать отдельных срывов. Она, хотя и кончила 8
классов, а пишет красивей (я имею в виду красоту слога), нежели студентки
институтов, даже самые грамотные в литературном отношении. Я буквально
разочаровываюсь в них – девушках, которых я считал больше своего развитыми и
способными в литературе.
Софа Рабина – отличница в литературе, всегда обладала ясностью мысли и
свежестью ума. И теперь она, студентка филологического института (3 курса!)
закатала мне такую философскую стряпню, что еле-еле, при всей внимательности
моей к письму, я мало чего разобрал в нем. Хорошего и полезного уму и сердцу. О
стихах говорить не буду – они, конечно, слабы у нее, но здесь ее винить нельзя. А
мыслью письменной владеет она слабовато, по сравнению с другими моими
адресатами.
Еще хуже обстоит дело с Бусей Кац. Эта надоела своими предметами, которые она
проходит в институте. Ничуть не интересно.
Это о лучших письмах. Что же говорить тогда об Ане Короткиной и Тине
Лахтионовой?! Первая от начала до конца неинтересна. Какие-то общие, заученные
фразы. Абсолютно отсутствует живая душа и мыслящий человек в ее письмах. Точно
попка она повторяет все, что уже всеми и везде подхвачено и от этого ее письма
производят впечатление касторки, от которой ужасно хочется рвать. Вторая
безграмотна и ничуть не уступает первой.
Мама пишет, очевидно, впервые из Днепропетровска. Второе ее письмо я получил
раньше этого. Все мои хлопоты – «глас вопиющего». До сих пор мама без квартиры.
Это просто из рук выходящее явление. Хуже смерти не могу выносить своего бессилия
в каком-либо вопросе. Не верю, чтобы нельзя было помочь маме, хотя она абсолютно
со мной не считается и не хочет понять моего положения. Если я своего вопроса не
сумел по-настоящему урегулировать... Я просто теряюсь - за что раньше браться?
Литературу почти оставил. Стихи не пишу. В газетах не печатаюсь – мечты и
клятва в душе дать о себе знать врагам моим в газетах, в литературе - бесплодны и