Page 70 - Дневник - 1944 год...

минротой Семенова, еще в городе Григориополе, я вышел в сад, предупредив об этом
Бурлакова. Когда я, однако, через минут 15 вернулся в расположение ОП, старший
лейтенант мне сказал: «Чтоб это было в последний раз, – в сад ходить не разрешаю!»
Целыми днями командир роты пьянствовал. На свои вечера-пьянки и веселья он
обычно приглашал старших начальников. Изредка, когда мы случайно оказывались к
моменту сбора гостей в помещении, доставалось и нам по стопочке. Но это было в
исключительных случаях. А чаще мы, офицеры роты, вместе с бойцами сидели внизу
под окнами помещения, где мы жили в Григориополе и почти ежевечерне слушали
волей-неволей доносившиеся до нас дикие выкрики, пьяные песни и танцы
веселящихся «верхов». Люди маленькие, мы не имели права сказать начальству,
особенно своему «хозяину» о том, что игра гармошки, танцы и крики, хорошо
слышимые ночью из-за вызбитых стекол помещения, доносятся и к фрицам (враг был
от нас в 50-70 метрах по другую сторону Днестра) и они открывали не раз по нам
стрельбу. Иногда на «вечерах» присутствовала Катя, и тогда было особо шумно в
помещении и за его пределами. Уснуть нельзя было при всем желании ночью, а немец
воротил вокруг нас огромными снарядищами и ковырял землю. Катю легко удавалось
напоить, и ее пьяный голос своеобразным визгом смешивался с клокочущими
переливами капитана Садукевича. Было весело, но только не очевидцам со стороны.
Однажды, в первую неделю моего пребывания у Семенова, решил и я
повеселиться. Собственно и не решился, а так без меня было все предрешено. Бойцы
варили Семенову самогон. Я был в саду (несмотря на предупреждение старшего
лейтенанта).

Поднесли мне стакан – выпил. Тогда второй боец принес мне чашку самогона.
Долго отказывался, но все же выпил и чашку, доверху наполненную. В голове слегка
помешалось. Тогда еще два бойца один за одним принесли мне по новой порции
водки. Я не отказывался больше. Как я вел себя в дальнейшем – не помню. Филатов
только рассказывал, что пришел я из сада в каске, сильно улыбался, шатался и быстро
завалился спать.
Разбудил меня боец, присланный командиром роты. Я еще не совсем отрезвился
тогда, но чувствовал себя легче, когда явился пред ясны очи своего хозяина. Обедали.
- Чтоб это было в последний раз. Предупреждаю вас, товарищ лейтенант, пейте,
но не напивайтесь! Я, например, пью, вы сами видите, но я никогда пьяным не бываю.
- Это правильно, – подтвердил я в оправдание.
- Я никогда не говорю неправильно, – заключил Семенов.
На этом разговор закончился.
Еще много раз старший лейтенант Семенов меня «в последний раз» предупреждал
и я отчетливо чувствовал невозможность с ним ужиться при моем характере.
В роте старший лейтенант был не только хозяином, но и полным тираном:
обругать бойца по всем правилам матерщины, нагрубить своему подчиненному или
человеку младшему по званию и должности – было первым делом этого
человека. Небольшого роста, простоватый, с маленьким лицом и пятачкообразным
носом хрюшки, он обладал вечно суровыми глазами, сердитым, нахмуренным
взглядом, жестоким редко улыбающимся лицом и надменным поведением по
отношению к младшим чинам. Со старшими же начальниками это был милый,
улыбающийся человек, готовый выполнить первое же желание начальства. И по
одному кивку выокого лица он понимал и предупреждал его желание. Водка – старший
лейтенант ясно полагал, - первый источник впечатления, вдохновенно действующий
на всякого влиятельного военного человека. При помощи этого чудодействующего