Page 92 - Дневник - 1944 год...
P. 92

собираться. Я недоумевал, но, тем не менее, поспешил собраться. Клава на прощание
          сунула мне свой адрес и я вышел с Николаем. Клавдия проводила меня на крыльцо и я
          вытянул свои губы для поцелуя. Но лишь только мои губы коснулись ее, как она
          оттолкнула меня красивым жестом гордости.
                 Николай привел меня на квартиру, которую он нашел после своего ухода.
          Капитан не хотел оставаться и решил вернуться к девушкам. Тогда и я решил
          последовать его примеру, тем более, что уходил я только из-за предчувствия чего-то
          недоброго, ибо капитан оставался - проверял телефон, смотрел открытки.
                 На улице капитан вдруг сказал, что это очень честные и далеко не развратные
          девушки, свои тем более, с родных мест и с ними нужно быть вежливым и не
          позволять себе вольностей, как с «хохлушками». Я поверил, и когда вернулся к Клаве
          на квартиру, весь отдался своему чувству. Одно мне не нравилось, что они
          употребляли в своей речи нецензурные слова и выражения, но это было
          нахватано где-то, почему-то казалось им криком новой моды. Капитан, правда,
          заметил им, что «хватит, что мы прибавляем к своей речи различные "крепкие слова",
          а девушкам это излишне и не идет», я старался не замечать этого.
                 До поздней глубокой ночи я ласкался к ней, Клаве и целовал ее. Даже когда она
          легла в постель. И странное дело, такая маленькая, 25 года рождения девочка,
          обладала таким морем любви и блаженства, что я окунулся в него с головой и чуть
          было окончательно не потонул в нем. В этот день я был пьян, как и накануне от водки.
          Однако я не любил Клаву, как должно любить настоящей любовью, а только
          наслаждался ее нежностью.

                 Как бы в подтверждение своей девственности, Клава легла с Галей, а мне
          постелила с капитаном отдельно. Я плохо спал ночью и наутро поднялся и сел на
          койку. Тогда Клава позвала меня к себе, а Галя предусмотрительно уступила мне
          место. Я лег сначала сверху на одеяло, а потом, осмелев, забрался и в середину. Вот
          тут-то и началась самая золотая пора. Уж я то ее обнимал и целовал и прижимался к
          ее груди! Как было трепетно моему сердцу. Оно и сейчас, когда я (22.Х.) дописываю
          свои воспоминания, трепещет и жарко бьется, чувствуя, что та минута, увы,
          безвозвратно потеряна мною.
                 Клава тоже меня обнимала, целовала и остро смотрела мне в глаза своим
          задорным, но ласковым девичьим взглядом. Я не помнил что делал. Полез ей запазуху,
          вынул грудь и начал целовать, обнимать и прижиматься лицом и губами. Гладил
          и трогал пальцами соски, теребил подмышками. Она нисколько не мешала мне и не
          сопротивлялась, даже не стыдилась меня. У меня все нервы были возбуждены, но я
          так и не решился на большее, самое запретное, хотя Николай и капитан потом
          стыдили меня и ругали, а Клава, не знаю из каких соображений, назвала
          «мордочкой», а потом «юношей» и даже «бабой».
                 Клава ушла на работу и обстоятельства помешали нам – мы хотели
          сфотографироваться и быть у нее еще ночь.


          21.10.1944
                 Томашевка. Возле регулировщика ожидаю. Отсюда до Владова 5 километров.
                 Дорогой окончательно разругался с Николаем. Он безумно глуп и все время пути
          нашего от Любомля не переставал ругать и рисовать самыми мрачными и
          непривлекательными красками Клаву и все наше знакомство. Конечно, он ревновал и
          завидовал, но я ведь не виноват, что девушке он не нравился. Он хотел драться даже
          со мной, но я не такой горячий и предпочитаю с людьми, подобными Николаю, лучше
   87   88   89   90   91   92   93   94   95   96   97