Page 91 - Дневник - 1944 год...

замечает моего Султанова. Николай долго пытался сдерживать перевес над ее
чувствами. Однако, «Мой девушка», «харош девушка» думала совсем по-своему и
дала Султанову понять, что не расположена к нему. Он помрачнел, насупился и когда
случайно мы встретились с ним глазами, он, сжав кулаки метнул сердитый, быстрый
взгляд. Затем он углубился в чтение. Я не понял его мыслей и решил, что он не
особенно интересуется Клавой. Пододвинул к ней ближе стул и почувствовал ее
легкое, горячее дыхание. Впрочем, тело ее имело какой-то специфический запах. Моя
мама тоже так пахнет и это сделало Клаву чем-то родней, ближе для меня. Впрочем,
имя ее мне не особенно нравится, ибо оно связано с воспоминаниями с уродливой
Клавой Тимченко, ставшей со своей любовью в 8 классе на дороге мне к сердцу
Тамары. Но это дело прошлого и потому не явилось серьезной причиной моему
сближению с девушкой.

Я твердо стал на дороге, ранее казавшейся мне столь запретной и святой. Взял ее
за руку, потом за плечи, прижал к себе. Она не предпринимала сама никаких шагов
навстречу моим желаниям, но и не отклоняла моей нежности. Я становился смелей и
азартней.
Но Николай неистовствовал, – нужно было с ним объясниться. Мы вышли,
испросив разрешения у девушек. Не помню слов, которые мы употребляли в нашей
беседе для взаимного объяснения чувств, но, во всяком случае, знаю, что ни слова
матерщины не вылетело из моих уст. Однако разговор, очевидно, был очень бурным,
ибо из комнаты вышел капитан Романов и предупредил, чтобы мы осторожней были в
выражениях, после чего мы постарались быстрей закончить разговор. Вошли, и
встретили укоризненный взгляд Клавдии.
- Вы о чем говорили?
Я не мог ей передать содержание нашего разговора и потому поспешил замять
этот вопрос. А Николай говорил о своей ревности, хотя и немного замаскировано, но
вполне для меня понятно. Он был смешон в своих претензиях ко мне и я открыто
заявил ему об этом. «Если она расположена к тебе больше, – пожалуйста, я уступлю
тебе дорогу». Эти слова я передал и Клаве, но она поспешила лишь заявить, что ко
всем одинаково расположена. Тем не менее я и мои друзья хорошо видели
действительное положение вещей.
Галя – другая девушка, тоже было пробовала начать со мной «разговор» и даже
предложила сесть возле нее, но я, даже сев рядом, не очень-то сентиментальничал с
ней и она поняла, что все напрасно.
Капитан вышел с Галей прогуляться, а я тем временем все больше наслаждался
женственностью и теплотой моей девочки: гладил ее руки, шептал нежные речи и
прижимал свои губы к ее телу. Николай молчал, был сердит и когда капитан пришел,
решил оставить нас самих. Галя, однако, сразу после ухода Николая, легла спать и
капитан тоже оказался в "положении". Самым счастливым оказался «юноша», по
словам капитана.
Ко времени нашего знакомства с Клавой я зарос и выглядел отнюдь не свежо, мне
думается. Моя щетина, очевидно, сильно колола. А Клава – о, это олицетворение
нежности и блаженства! Я не помню как я ее обнял, как я впервые поцеловал ее, как
ласкался к ее мягкой груди, к ее нежному приятному лицу, к ее лбу, но помню, что это
было. Я был пьян душой и телом.
Но вдруг влетел Николай.
- Пойдем Володя, пойдем товарищ капитан! – сказал он.

Капитан вышел, с ним поговорил и потом они вместе вошли в комнату и стали