Page 288 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946
P. 288

И не затмит впереди...

                 Но я отвлекся от темы. Так вот, дорогой, [зачеркнуто: национальный антагонизм
          еще силен в обществе, пусть даже таком передовом, как наше]. Ведь не вобьешь

          человеку отсталому в голову всей глубины идей коммунизма. Для этого мало времени,
          недостаточно бесед и уговоров, а необходимо, как ты правильно выразился,
          воспитание с колыбели. Пройдут года (десятилетия – не раньше), национальные

          противоречия исчезнут, пройдет, как дурман, порождаемое ими недоверие между
          людьми и станет жить легче. А пока еще в век линчевания негров (ведь не исчез еще на
          земле этот гадкий, жестокий обычай) надо быть готовым честно и достойно встретить

          эту горькую неправду людскую и бороться с ней, бороться из последних сил во имя
          человечества и жизни. Так я решил на дальше. Но мы, молодежь, (передовая
          молодежь – коммунисты, комсомольцы и многие беспартийные) иначе жили, иначе

          воспитывались, чем вы – наши отцы и матери, поэтому среди нас нет теперь столь
          глубоких пережитков прошлого, чтобы они способны были серьезно влиять на

          взаимоотношения и быт семьи и влюбленных молодоженов, какой бы национальности
          они не были. Кроме того, я и в мыслях не держу (не допускаю), чтобы моя избранница
          в будущем оказалась столь неразумным, отсталым человеком, чтобы придавать

          значение различие национальному при взгляде на меня и на жизнь. Здесь мы с тобой
          расходимся во взглядах.
                 Третье, и самое важное мое намерение, - видеть своей женой выдающуюся

          женщину с незаурядной красотой, но и умнейшую среди других, помощницу, друга и
          соратника в жизни и труде. Не знаю, как это мне удастся, но в противном случае
          недолго расстаться еще в самом начале. И потом, я ни разу не задумывался над тем,

          какой национальности должна быть моя любимая – последнее слово выше всех прочих
          фраз, понятий и догм, и я готов поднять его на щит, если оно настоящее, искреннее,

          человеческое, наконец, в самом лучшем смысле, чувство. Вот тебе мои рассуждения.
                 Теперь о более реальных вещах. Посылку, я сообщал уже тебе, - не приняли,
          вернула почта. Опять шью мешочек, готовлю сызнова к отправке в этом месяце – если

          переменишь адрес – немедленно сообщай. О твоей фотокарточке: ты сильно
          изменился, безусловно, война жестоко пошалила с нами. Но все это в прошлом,

          забудем горе – так много хорошего ждет впереди! В отпуск приеду летом. Точно не
          знаю даты. Теперь уж не долго ждать.
                 Интересует меня день и год твоего рождения – стыдно признаться – запамятовал.

          Твоя работа на шахте тоже интересует – умственная, физическая? Именно? Хотел бы
          знать, как ты проводишь время после работы.  Что ты говорил о женщинах, о маме,
          вернее, хотел сказать -  и что можешь поведать о своем отношении к ним. Вопрос

          сложный. Не распыляйся, и в каждом письме понемногу. Пишет ли тебе дядя Лёва, и
          вообще, сохранились ли у него родственные чувства?
                 Посылаю тебе новую фотокарточку. Спасибо еще раз, что прислал свою. Твой
   283   284   285   286   287   288   289   290   291   292   293