Page 287 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946
P. 287

– еврей. Больно было, война от этого вдесятеро тяжелей, жизнь тягостней; а на фронте

          меня несколько раз хотели угробить, а ведь воевал я честно, не трусил, и об этом
          крепко помнят и раненные, и уцелевшие, простые и честные товарищи: кто воевал, кто

          не щадил живота и не трусил во имя нашего дела правого. И я, хотя не испытал
          гитлеровцев (и немного даже был склонен сомневаться, что действительно возможны
          такие ужасы, о которых нам рассказывали так часто), ненависть к врагам росла с

          каждым новым боем, а вместе с ней становилась еще более ощутимой любовь к
          Родине и к нашему правительству.
                 Когда я узнал о гибели родных в Ессентуках, я весь отдался чувству мщения, и с тех

          пор не жалел ни сил, ни средств для победы.
          Даже будучи курсантом в 43 году, когда я получал в месяц всего-навсего 30 рублей, я
          подписался на заем в счет будущего офицерского оклада на 1800 рублей.

                 Знаю, долго ли, близко ли
                 Башку фрицам снесет

                 И моя вклад-подписка
                 Тысяча восемьсот!
                 А на передней линии, как я себя вел, – знают люди; их много сейчас очевидцев и

          соратников моих по фронту. Но в тылу нашей части, в строевом отделе сидели грязные,
          порой, индивидуумы. Они пакостили и больно глумились над моей личностью. Так
          было с наградами. Командир батальона дважды представлял меня к награде. Его

          заместитель, убитый потом в бою, также подавал на меня реляцию, а начальник
          строевого отдела старший лейтенант Полушкин (жуткий антисемит и большой
          взяточник), сумел так устроить, что до конца войны я оказался не награжденным. И

          только случайное вмешательство редактора армейской газеты, выяснившего, что меня
          представляли и к ордену Красного Знамени и к другим наградам, - заставило

          всполошиться этого человека; он боялся, конечно, за свою шкурку – и через полмесяца
          после войны пришел приказ о награждении меня «Красной Звездой».
                 Я писал тогда:

                 Гневен на вас я, люди,
                 Вашу нечестность кляну –

                 - не для наград в битвах грудью
                 Я защищал страну,
                 Пусть я ничем не отмечен,

                 Пусть без наград бледен я, -
                 Разве гордиться мне нечем
                 В прошлых боях победя?

                 Пусть мне так больно, но мило,
                 Знать, что горячей груди,
                 Слава еще не затмила,
   282   283   284   285   286   287   288   289   290   291   292