Page 33 - Дневник - 1942 год...
P. 33

обмоток, в изорванной одеже, он заставил меня отвернуться. И я решился.
                 Поздно вечером я пошел по селу вдоль по улице, выходившей в […]. Если на меня
          кто-либо смотрел подозрительно - я старался делать вид, что не замечаю его взгляда и
          направился в ближайшую хатенку спрашивать молока и хлеба. Я был к тому же
          голоден изрядно.
                 В одной из окраинных хатенок я остановился. Хозяйка угостила меня молоком со
          свежей пышкой и разрешила мне переночевать в саду. Дома она боялась меня
          положить, так как делали облавы на бойцов.
                 Я переспал, дождался утра, ибо ночью ходить по селу не разрешалось - оно было
          на особом положении ввиду близости фронта. Утром я пошел по дороге, которая вела
          от села в степь. Хозяйка дала на дорогу мне пышку.

                 Когда я отошел далеко от села, мне вздумалось свернуть на дорогу. Там
          встретился мне  патруль, проверивший у меня документы. Я показал расписку, что у
          меня отобрали винтовку с патронами. Там была печать погранвойск НКВД.  Патруль,
          посмотрев на нее, даже не прочтя содержания, разрешил следовать дальше.
                 По дороге я нагнал  группу с призывниками 24 года, которых направляют из Шахт
          в Сталинград.
                 Встрепенулся воробей, полетел, сел недалеко.
                 - Жид, жид полетел! - бросились они за ним с криком, сшибая его шапками. Я
          быстро отстал от них.
                 - Боец, куда идешь? – Окликнул меня лейтенант боевого эскадрона,
          расположившегося в степи на отдых. Я рассказал. Они, бойцы (все калмыки),
          пригласили меня покушать с ними. Я не отказался.

                 Варили они пару барашек. Жирные, признаться, эти барашки были. Я хорошо
          подзакусил.
                 Калмыки – славный народ, гостеприимные и добрые, угостили меня по приказу их
          лейтенанта, вдобавок, сухарями. Я почитал им стихи, отрывки из дневника. Они
          спросили какой я нации. Я страшно не люблю ни сам спрашивать, ни когда меня
          спрашивают об этом. Сказал - русско–грузин. Отец, дескать, русский, мать – грузинка.
          Один из них, видимо тоже лейтенант, заявил мне: вы русские, нехороший народ, не
          любите нацменов, никогда не окажете им помощи, поддержки, не выручите в беде. Вы
          бы не угостили калмыка, если бы он был в вашем положении. Что ему было тут
          сказать? Я ответил, что все люди неодинаковы и что среди всех наций есть часть
          нехороших людей.
                 Рассказал им случай со мной, как я был оставлен нашим лейтенантом, когда мы
          шли по пути из Мартыновки на Кутейниково. Было так: еще в Мартыновке меня
          встретил младший лейтенант с Моториным и его другом, младшим лейтенантом
          Анатолием из другого батальона. Они предложили мне ехать с ними.

                 В одном из селений, что неподалеку от Мартыновки (в десяти километрах от нас),
          нам встретился парень 25 года рождения, который там учительствовал (это было
          калмыцкое селение). С ним мы пошли в сад нарвали яблок. Я нарвал полную пилотку
          вкусных, сочных яблок. Одна калмычка-хозяйка наварила нам мяса и сделала пышек
          из наших продуктов, добытых в прошлом селении […]

                 […] тому парню мл. лейтенант подарил ракетник с тремя ракетами и дал
          пострелять из пистолета. Из моей винтовки он тоже настрелялся изрядно. Словом,
          парень был в восторге, и ему настолько понравилось с нами, что он, хотя ему нужно
          было в Зимовники (там он живет) ехать на другой день, перенес к нам пару мешков
   28   29   30   31   32   33   34   35   36   37   38