Page 36 - Дневник - 1942 год...
P. 36

принесла нам пару пышек.
                 Мы разделились. Этот приятель был, оказывается, 24-го года; по его словам, он
          вырвался из плена. Немцы, он говорил, хорошо ко нему отнеслись - каждому пленному
          дали по десять рыб. Хлеб у него был. Он был ранен и немцы, дескать, доставили ему
          бинты и прочее, а наш санитар, тоже попавший в плен, перевязал ему рану. Он
          показал рану на голове. Я не верю его словам, хотя по его виду (он без пояса был и
          без документов, а также без пилотки) он действительно выглядел побывавшим в плену
          человеком.
                 Я решил проследить за ним, так как полагал и сейчас продолжаю думать, что он
          завербован немцами как шпион, но на вокзале потерял его из виду. Сколько не искал
          – найти его не удалось. Во время этих розысков наткнулся на эшелон эвакуирующихся
          в Сталинград. Мне удалось устроиться в одном из вагонов.

                 Это было вечером 27-го числа. 28-го я прибыл в Сталинград. В вагоне
          эвакуирующиеся меня угостили кусочком сала и чаем с сахаром, на дорогу дали хлеб.
                 На вокзале встретился с одним пареньком. Он был босой и без документов. У
          входа в город нас задержали, но парень, которого послали препровадить нас в
          комендатуру, не хотел, видимо, ходить и отпустил нас самих искать чего нужно.
                 Новый товарищ мой, оказывается, был уже здесь, но его наравили в другое место,
          где части его не оказалось, тогда он вновь вернулся сюда.
                 Мы вошли в садик, где решили расположиться, но этот парень здорово чесался –
          вши ползали по нему и я решил с ним расстаться.
                 Поехал искать пересыльный пункт. Попал в него, но меня туда не принимали. Там
          собирались раненные и ученики разных школ и прочие. Направили на Историческую,
          38.  Допоздна я спрашивал у людей и милиции эту улицу, но никто таковой не знал.
                 Я расположился вблизи этого пересыльного пункта прямо на улице, вместе с
          рабочим батальоном, бойцы которого, узнав что я с фронта, пригласили меня лечь с
          ними. Им дали разрешение там распологаться, в то время как меня могли задержать
          ночью и отвести в военную комендатуру, где неизбежна трепка нервов и мозгов.
                 Я им рассказывал многое из увиденного мною, говорил о патриотизме бойцов
          наших и о силе нашего оружия. Но чем же объясняются наши неуспехи на фронте? Что
          я мог им на это ответить? Не мог же я им сказать, что главную роль тут играет измена
          и трусость многих высших командиров, и неорганизованность и трусливость
          большинства остальной массы бойцов и командиров. Мне самому стыдно в этом
          сознаться. И я молчал.
                 Утром встал рано. По улицам ходили пешеходы, и валяться было неудобно.

          02.08.1942

                 Попал в 15 гвардейскую дивизию под командованием генерал-майора […].
          Батальонный комиссар […] ознакомил нас с историей дивизии. Рассказал, что
          она  участвовала в финляндской кампании, польской кампании и с первых месяцев
          войны участвовала в Отечественной войне. За разгром группы генерала Клейсе под
          Ростовом эта дивизия, имевшая другой номер, но уже орденоносный, в финляндских
          боях получила звание гвардейской и второй орден. Так что она гвардейская, дважды
          орденоносная. Все полки здесь гвардейские, бойцы и командиры многие –
          орденоносцы. Батальонный комиссар с двумя шпалами в петличках тоже орденоносец,
          кажется, ордена Красного знамени. Командиры все здесь кадровые. В дивизии не было
          ни одного случая отступления без приказа или трусливого бегства. Даже из этого
          беспорядочного отступления, а затем окружения, она вышла целиком, почти сохранив
   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41