Page 23 - Дневник - 1943 год...
P. 23
Месили тесто на кухне, резали мясо с картошкой, и мы, предвкушая вкусное
кушанье, согласились ждать обеда. Ждать довелось очень долго. Наступил вечер,
когда нас пригласили в столовую.
Столовую обеспечивала, видно, воинская часть, и она была культурно и красиво
украшена портретами, газетными фото, лозунгами и плакатами. Один грамотный, но
въедливый старик-калмык, обратился с речью к Сталину, к его портрету, в которой
жаловался на тяготы и лишения, переносимые красноармейцами в связи с войной.
Бойцы смеялись, шутили с официанткой. Та, жестикулируя, разговаривала с ними.
Но вот принесли обед. За нашим столом сидел старший сержант-регулировщик. Ему
принесли второе: пюре картофельное с мясом. Мы думали тоже получить второе и
потому не обратили сразу внимания на вкус поданного нам супа. И когда многие, в том
числе и я, опорожнили миски, спросили о втором. Второго не обещали. Все зашумели и
впервые почувствовали насколько невкусный суп был подан. Стали ругаться и
кричать, в особенности на официантку, которая теперь широко развела руки в
стороны, указывая на свою невиновность. Но вызывать начальство наотрез
отказалась: «Идите сами беседуйте с ним». Наконец его вызвали, но добились мало
чего. «Кто поел суп, тому придется довольствоваться им, кто не ел его, – тому подадут
мясо и суп с галушками». Так мы сделали не смотря на возмущение многих бойцов.
Когда мы вышли из столовой, стало темнеть и пошел дождь. Надо было искать
квартиры. Вся наша братия направилась в хуторок, что полкилометра вправо от
совхоза, где продпункт, если ехать в сторону Ростова. Злодейское оставалось влево от
железной дороги.
Квартиры не нашли, говорили, что всюду полно бойцов и все направились в
Зверево. Я и еще один из нашей команды остались. После недолгих поисков, мне
удалось найти квартиру. Хозяйка, хотя и жила неплохо, варила вареники с сыром,
пирожки. Меня ничем не угостила, напротив, забрала полмиски от моей каши для
теленка, еще до того, как я начал есть. К ней приехал муж из госпиталя, больной. Она
его угощала.
Когда я спросил дочь хозяйки (хозяйка вышла), можно ли сварить кашу, она
ответила: «Не знаю, я не хозяйка», а мать ее тоже неохотно согласилась. Это было
утром уже. Вечером я съел кусочек хлеба ибо они не разрешили варить. Спал я на
полу и на своей шинели, – хозяйка ничего мне не дала подстелить. Наутро, рано встав
и умывшись кое-как, отправился в дорогу.
Во дворе барака отъезжала машина. Было очень грязно (всю ночь шел дождь) и
машина еле шла. Я попросил шофера подвезти – он отказался. Тогда я сам сел, когда
шофера не видели. Машина немецкая с крытым кузовом. Я спрятался в ней и сел на
скамейку. Только когда мы отъехали уже километров пять, шофер увидел меня,
поругал, но не выгнал. Однако, еще немного проехав, он остановил машину, решил
ждать, пока подсохнет. Я вылез с кузова наружу. Сзади шло много машин, попросил
подвезти. Шофер одной из них пригласил в кабину. До Батайска ехал с ним в кабине.
Он молодой, но самый знающий из четырех шоферов, ехавших с ним и под его
началом, машин. Звание его старший сержант. Он не дурен. Рука у него была
перевязана и просачивалась кровь. Я, осененный сильным порывом благодарности за
то, что подвез он меня, дал ему в дороге свой бинт.
За несколько часов мы доехали. В кабине сильно качало и подбрасывало до
потолка, на что шофер сердито ругался каждый раз.
Встал я в центре Батайска. На продпункте наших не было. Пошел прогуляться.
Встретил на шоссе эвакуирующихся из Матвеева Кургана. Вещи у них были на тачке
гружены, сзади привязаная шла тощая и печальная коровенка. Тачку везли старик и
мальчишка спереди, одна женщина пожилых лет сбоку и одна сзади. Я прошелся
немного с ними, хотя мне было не по пути. Расспрашивал.
Матвеев Курган противник бомбил ежедневно. Там голод и жить […] наши войска
от Матвеева Кургана недалеко, в сторону Таганрога, на Запад всего продвинулись и
перешли за лиман. Хату свою, бедные люди, по их собственному выражению, оставили
красноармейцам на блиндажи. Они собираются бежать в Ставропольский Край.
Сейчас здесь налет вражеской авиации. Небо гудит моторами, земля громыхает