Page 11 - Дневник - 1945 год...
P. 11
советские земли и жизнь, но боялась, что ей попадет, что она выехала из России.
Немцы забрали ее сына в армию, и это держало ее по эту сторону фронта – я бы давно
убежала к своим, - так она называет русских.
Одного немца публично расстреляли, когда немцы одерживали успехи в 41 году.
Немец этот был дальновидным человеком и открыто говорил своим
соотечественникам: «России вам не победить». Его расстреляли и сожгли, как
изменника. Немцы были тогда сыты, довольны, они шли вперед, даже летели вперед.
Теперь, рассказывают жители, они отступали в панике, были изнемождены и
разочарованы. Один молоденький фриц пришел в квартиру, тяжело опустился на стул
и со вздохом сказал: «Я не могу больше идти, лучше сдамся в плен» - и заплакал.
Сейчас немцы отступают пешком. Им трудно, пожалуй, трудней, чем нам было в
41. Немцев обошли с северо-запада, отрезали им пути отхода – рассказывают поляки -
в Кутно они все побросали, и сами были перебиты и взяты в плен.
Жители разговаривают на смешанном польском. Немецкий язык отдельными
фразами и словами засоряет польскую речь. Здесь запрещали говорить по-польски.
Читал власовскую газетку, какой юмор! «45 год будет поворотным в истории. В
этом году мы победим!» – говорит этот продавшийся мерзкий генерал. Доктор
Геббельс выражается интереснее – его статья опубликована тоже. Он говорит: «Враги
утверждают, что Гитлер болен, но это неправда. Фюрер крепок духом, и на этом
покоится сила немецкой армии». Умереть можно, до чего парадоксально и наивно
придумано!
Некий Бардониец выражает свою предательскую сущность в стихах. Какая
бедность языка у всех этих собак. Неужели они могут считать еще себя русскими?!
Ведь они хуже немцев! Что может быть отвратительней предателя Родины?!
Наступает рассвет. По местному времени половина седьмого. Мы собираемся.
Впервые в Польше ел курятину, бульон, какао пил, и хорошо отдохнул в постели.
Надо двигаться. Хозяева хорошие, кормят как на убой, приговаривая, что мы в
дороге, нам нужно покушать. «Данке» – пошло уже. Не будем видеть, нехай он там
пропадет, сукин сын, - говорит хозяин своему сыну, и нам радостно, что нас хорошо
приняли.
Сержант и бойцы, что со мной, наперебой расхваливали как нас кормят, как
одевают, какова наша техника, вооружение, страна, территория, люди, армия, а я
поддакивал им и прибавлял от себя, например, что на одного нашего бойца работает
15 человек в тылу – 5 на продовольственном обеспечении и 10 на вооружение. Поляки
почти с любовью отзываются о России и восхищаются ее могуществом.
Вечер поздний. Бжезины – деревня, близ города Владавы. Здесь опять хорошо
нас встретили.
Сегодня ночую с ротой, однако моего взвода и повозки нет с нами, – они остались
в Кутно ковать лошадей. Капитан страшно мне обрадовался и протянул первый руку,
после размолвки между нами. Впервые он стал разговаривать со мной по-прежнему.
Оказывается, так говорили бойцы, майор сильно ругал Рысева за меня и приказал во
что бы то ни стало к исходу нынешнего дня отыскать меня и доложить ему об этом. Я
предрешил исход всем неприятностям капитана своим неожиданным возвращением.
Доложил майору. Он ничего не сказал, только спрашивал насчет лошадей, где они,
которых мы достали.
Кутно коснулся только слегка. Видел один костел и прилегающие к нему
некоторые дома. Остальной город скрыл от меня густой, непроглядный туман и
свернувшаяся влево дорога. Костел огромный, красивый – мне очень понравился.
В городе немцы побросали так много трофеев, что об этом уже прогремело по
всем деревням района. Люди боятся военных – немцы напугали – и прячутся, боятся
выходить и трофейничать. Все немецкое, за исключением пустяков, достается нам.
Солдаты ведут себя безобразно. Мало того, что воруют и отбирают лошадей, но
они еще умудряются шарить в квартирах, красть-отбирать велосипеды, имущество,
свиней, коров и прочее. Люди, которые всей душой рады нам, смотрят после этого