Page 19 - Дневник - 1945 год...

расчетов, он довел до полной анархии состояние дисциплины в роте. Единственным
командиром, которому, правда не по первому слову […] подчиняются бойцы, остается
к настоящему дню лейтенант Каноненко, но добился он этого тем, что после ряда
столкновений с пытавшимся неоднократно подорвать его авторитет капитаном
Рысевым, он стал фактическим командиром роты, так как по сути дела капитан Рысев
под любым предлогом болезни уклоняется от участия в боях и перепоручает
командование лейтенанту Каноненко. А в обороне он редко является в свое
подразделение и держит связь с ротой по телефону и через своего ординарца, так как
за выпивкой и игрой в карты он не находит времени для своих подчиненных.
Излюбленным методом "воспитания" у капитана Рысева является мордобой, причем не
считаясь со званием, он позволял себе в присутствии бойцов-подчиненных материть,
наносить оскорбления и физически пощечины всем без исключения командирам
взводов, однако ото всех, кроме одного меня, встретил должный отпор и в дальнейшем
ни к кому, даже к бойцам, самолюбие которых тоже заговорило при одном из таких
инцидентов (за исключением опять-таки меня), не решился применять физической
силы. Один я оказался фокусом, в котором преломлялось как бы, в течение почти
всего периода моего пребывания в роте, вся рысевская несерьезность,
безответственность, самоуверенность, которая в роте получила давно уже
нелегальное, но широко распространенное название «мальчишество». Мое терпение,
поистине вызывая изумление у окружающих людей, и дало возможность крайне
распоясаться капитану Рысеву.
Под предлогом воспитания бойцов, он перевел однажды в мой взвод самых
недисциплинированных бойцов (Береснева, Гордиенко), и с тех пор 3 взвод получил
нелегальное название «штрафной», так как все наряды и бесчинства Рысева
обрушивались именно сюда.
На мои просьбы «оздоровить взвод», дать мне хотя бы 1-2 достаточно
дисциплинированных бойцов, которым сумел бы целиком я положиться и довериться,
он неизменно отвечал: «Перестань плакать. Надо уметь воспитывать бойцов». То есть,
плоды своего двухлетнего воспитания он бесчестно пытался взвалить на мои плечи и
сделать меня жертвой преступной недисциплинированности худших, легко
поддавшихся разложению бойцов - Береснев.
Так оно и случилось. Невероятных усилий стоило мне удержать бойцов на марше
от отставания, которое в роте приняло исключительные размеры - 14 человек. Причем
к нынешнему дню трое из них так и не вернулись в роту.
Но однажды, когда по вине самого командира роты (он отобрал у моего ездового
хороших лошадей, а тому в упряжку дал окончательно приставших), повозка отстала,
капитан Рысев был поставлен об этом в известность, приказал мне остаться с взводом,
достать лошадей и «бегом догонять». Я, во исполнение приказания командира роты,
достал лошадей, посадил бойцов на повозку, а двоих для облегчения повозки посадил
на машины 120 мм. минометов нашего полка, и они уехали вперед. Люди пришли
только вечером, так как батарея 120 мм сильно опередила нашу колонну, миновав ее
другой дорогой, а капитан Рысев взял на себя большую функцию - отстранил меня от
должности, не посоветовавшись с комбатом и только позже доложив ему об этом,
причем бойцам приказал мне не подчиняться, а помкомвзводу взять управление
взводом.
В результате сильной потертости ног я не мог идти пешком большие расстояния, а
капитан Рысев, не смотря на наличие большого количества лошадей и повозок,
запретил мне садиться на повозку и большую часть пути мне приходилось
проделывать пешком. Утомленный большими переходами и изнывая от боли потертых
ног, я однажды, отстал, но поспешил опередить колонну и на попутной машине заехал
вперед колонны по дороге, которой двигались первый и третий полки, опередив всю
колонну. Я остановился дожидаться своих, встретил командира батальона, который
тоже ожидал полк. Однако, не доходя до нашей остановки 2 километра, полк свернул
влево и таким образом я сумел попасть в него только на другой день, причем с собой
привел 20 отставших бойцов и повозку.