Page 24 - Дневник - 1945 год...

раньше, чем окончились мучения людей и злодеяния гитлеровцев на земле, о которых
он столько писал в своих острых, бичующих статьях и рассказах. Смерть вырвала у
нас большое сердце и страстную, молодую душу, несмотря на пожилой возраст
Толстого. Его жена – я видел ее на фотокарточке, - очень любит писателя, преданна
ему, молода и красива. Жаль ее. Но еще больше жаль литературу, понесшую
колоссальную потерю, ни с чем не сравнимую со дня смерти престарелого Роллана.
А. Толстой - один из любимых моих писателей, и, пожалуй, самый большой после
Горького мастер художественного слова. Тот факт, что о его смерти сообщают ЦК
ВКП(б) и Совнарком СССР, говорит о том значении, которое придавало писателю наше
правительство и наша партия большевиков.

Сегодня или может быть завтра, будем уходить отсюда. Очевидно, нас сменяет
другая армия. Точно ничего не известно, но сейчас на другой берег Одера и днем и
ночью наши бойцы перевозят мины. Странное дело, ведь отсюда даже винтовки
лишней и трофейной не разрешают вывозить, а мины возят. Ведь это только загрузит
переправу. Не лучше ли было бы им сдать наши мины, а те, что нас сменяют на той
стороне, дадут нам такое же количество мин.
Вчера перекинулась лодка с людьми и минами. Шесть человек покупались в
Одере, а девять ящиков с минами потонуло в реке. Как это все же глупо и
неосмотрительно.
Сменяют нас, по-видимому, из-за недостатка людей, а также, мне кажется, из-за
того, что о нас узнали немцы, захватившие языков.
Женщины на стороне противника больше не появляются с тех пор, как одной из
них проткнули тело колом и послали обратно голую на немецкую сторону. Но не
исключена возможность, что они могут опять появиться.
Сегодня немец всю ночь делал артподготовку и на участке 3 полка пустил
разведку свою. Чем кончилось мне еще не известно.
Писем сегодня не писал, а вчера только маме и папе по два слова. Времени даже
оправиться не хватает – недаром у меня застой желудка сейчас, от которого я сильно
страдаю. За последние дни получил ценные и умные письма от Нины К., Лены М., от
Оли Ш., но некогда ответить толково, а иначе я не могу им писать, особенно Лене,
которая пишет глубоко и вдумчиво. Ире Гусевой, Ольге Михайловне и другим
непременно нужно хорошо и тепло написать, но время, черт побери, как оно
выскальзывает из рук, когда хочешь за него уцепиться.
Отправил посылку маме. Трижды перешивал ее и перекладывал, так как
говорили, что неправильно зашил, надписал. Оценил ее в 3000 рублей, авось дойдет в
целости. Больше всего я молюсь о переписке, чтобы она непременно дошла, а барахла
всегда найти можно, хотя, правда, и оно имеет в тылу большую ценность.
Оле послал 250 рублей – больше у меня не оставалось в этом месяце, так как
выплатил за заем, а у меня подписано на 1200 рублей.
Уже темно. Слышен стук, шум моторов. На мосту кипит работа. Ни днем, ни
ночью, ни под обстрелом врага, люди не прекращают строительство моста через Одер.
Немцы бросают туда, и на шрапнель, и на картечь, и изо всех видов оружия, но мост
все же будет готов.
В приказе командующего говорится, чтобы офицерский состав в ближайшие дни
подготовил личный состав к боям в условиях крупного города. Это что-то да значит!
Очевидно, нас отводят, чтобы мы набрались свежих сил и ударили, куда иначе, если
не на Берлин – наша ведь армия ударная!
Ах, чуть не упустил, – наша дивизия получила орден Суворова ІІ степени и, по
рассказам, представлена к ордену Красного Знамени и званию гвардейской. То-то
полковник Антонов растет! Герой! Хотя его многие не любят за строгость и
причудливость характера, а может быть и за то, что он цыган. Ведь не перевелись еще
люди с шовинистскими и национальными предрассудками. Я лично полковника не
знаю как следует, хотя не раз видел его в лицо и слышал о нем из рассказов.
На плацдарме теперь спокойней. К нам переправились самоходки, – скоро будет у