Page 22 - Дневник - 1945 год...

Бумаги много, время тоже не покидает меня, есть и карандаши и чернила – пиши,
дружок, пользуйся возможностью. Но вот два препятствия сильно тормозят мою
работу, отвлекают мысли, желания, и мучают невыносимо: вши и холод.
С пищей тоже как нельзя лучше: скот крутится повсюду, бегает, мечется, мычит,
хрюкает, страдает и уничтожается везде и всюду в районе обороны. Вот и сегодня
одна лошадь, раненная в переднюю и заднюю ноги стоит, прислонившись к дому на
двух ногах, и шатается, вот-вот упадет, а из глаз лошади стекают грязные большие
слезы. Она может быть что-то думает, и, наверно, совсем обезумела от тоски и горечи.
В другом месте раненная в спину и голову несчастная корова упала в неглубокий
окоп и заплакала громко и пронзительно – Му! Му! Му! Глупая овечка заметалась на
одном месте, замотала головой, жалобно заблеяла "Ме! Ме! Ме!", и упала в
смертельной судороге.
Мяса здесь много, убивать не приходится – немцы сами его отстреливают
ежедневно. С рассвета до сумерек жарится картошка, сало. Люди кушают, не поедают,
и все стали такими разборчивыми и брезгливыми, что трудно узнать в них висленских
воинов, так все переменилось в Германии.

19.02.1945
Сегодня опять переходим на новое место в чистое поле. Прощайте тесные, но
теплые подвалы и чердаки домиков, уцелевшие точно специально, чтобы мы в них
грелись. Прощай тепло. Теперь опять земля сырая, холодная, надолго примет нас в
свои неприветливые стены.
Командиров после злополучного боя 12 числа у нас осталось мало. Каноненко
говорит, что теперь в роте положено два командира взвода. Рысев постарается при
такой возможности от меня избавиться, и я очень легко могу снова попасть в
стрелковую роту.
Каноненко, Шитиков и Рысев получили награды – ордена Отечественной войны.
На меня даже приказа нет. Вот она - вся справедливость и правда на войне.

21.02.1945
Опять заняли ОП у реки Одер на дамбе, но, вероятно, завтра-послезавтра
перейдем на совсем открытую равнину. Есть приказание отрыть огневую.
Эту ночь по радио говорили немцы. От имени взятых в плен негодяев они
обращались ко всем бойцам и офицерам, называя «товарищами». Номера дивизий
наших, 301 и 248, известны немцам и они назвали даже фамилии командиров дивизий,
их звания, нескольких командиров полков – двух из нашей и двух из 248, капитана
Благинина и даже лейтенанта Ставрова. Плененные в злополучный день 12 числа
солдаты все выболтали, и немцы теперь о нас знают. Мы тоже не меньше.
Позавчера на левом фланге действовал женский батальон. Его разбили наголову,
а пленные кошки-немки, объявили себя мстительницами за погибших на фронте
мужей. Не знаю, что с ними сделали, но надо было бы казнить негодяек безжалостно.
Солдаты наши, например, предлагают заколоть через половые органы и прочее, но я,
например, просто бы их уничтожил.
По ту сторону Одера тоже случился бой. Оказывается, группа немцев, в составе
двух полков пехоты и сопровождении танков, шла по маршруту «из Варшавы», т.е.
отступала, не зная, что мы уже здесь, и неожиданно наткнулась на наши части.
Завязался бой. Немцы были уничтожены и частично пленены.
Вечером вчера слегка приболел. Рысев обосновался в домике и Каноненко тоже
находится там. Ему он боится сказать чего-либо, но мне - прямо и категорически
приказывает (я вчера заглянул туда): «Шагом марш на огневую!».
Ночью приказал мне по телефону вести людей на работу. Когда я передал, что
болен, он снова повторил приказание, и я вынужден был прийти на его резиденцию.
- Пойдем со мной, – предложил он мне, и завел в соседнюю комнату. - Фельдшер,
проверь у него температуру. Тот установил градусник.
Я был растерян и унижен. Первый раз я встречал подобное обращение с