Page 225 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946

получил от тебя письмо красным карандашом написанное, без даты (ты пишешь, что из

предместья Берлина), видно, где-то задержалось. Ты здесь пишешь, что все же удалось
выслать мне посылку. Большое тебе спасибо. Не знаю только, как мое счастье будет

насчет безпроблемной получки ее...
Будь здоров, счастлив и бодр. Целую. Твой отец Натан.

13.08.1945
Берлин, предместье.
Мамочка!

Все больше получаю писем, преисполненных упреков по моему адресу. За то, что я
стал реже писать, что я однажды решил помирить тебя с папой (теперь я понял, что это,
увы, невозможно!), наконец, самый обидный и несправедливый упрек, что я перестал

тебя любить. Хочу навсегда рассеять в тебе эти непонятные для меня размышления,
явно надуманные и преждевременные догадки относительно произошедших во мне

якобы перемен и т.д. Надо ли доказывать мою преданность тебе и безграничную
сыновнюю любовь сейчас в письмах, когда ты и без того ее достаточно хорошо
чувствуешь в ходе нашей переписки периода Отечественной войны с Германией и

прочим. Сейчас заказал в Берлине большой портрет от сохранившейся у меня из дому
твоей фотокарточки, специально сфотографировался и выслал много фотокарточек
тебе в письмах. Пишу реже, но отнюдь не потому, что не хочу писать, а в силу

обстоятельств, так часто мешающих нам с тобой регулярно вести переписку – перемена
частей и адресов. Сегодня, кстати сказать, мой адрес немного изменился – я в другом
подразделении на букву Г с В. Так что отныне пиши мне по новому, как указано на

конверте. Еще попрошу я тебя не реагировать так часто и сильно на мои нетвердые и
пока неосуществимые замечания насчет дальнейшей жизни. Видишь ли, я никак не

могу располагать собой и планировать свое бытие так, как мне хочется, ибо завишу
исключительно от внешних условий и от желания и решения начальников – я в армии,
и ты это должна понять и представить себе как можно отчетливей. Поэтому требование

твое поскорее приехать домой, проситься в отпуск и другое, не имеет под собой почвы.
Повторяю: я всесторонне зависимый человек. Тем более странно для меня, что я едва

выронил слово о вероятности моего скорого возвращения домой, как ты уже пишешь,
чтобы не таскался с чемоданами, чтобы сообщил телеграммой о дне и даже часе
выезда и т. д., как будто я уже еду, или знаю, что поеду.

Твои замечания о моей внешности, насквозь проникнутые придирчивыми
упреками, очень обидны. Разве ты не знаешь, что я уже не ребенок и теперь кое-что
понимаю в житейской премудрости? Для чего это ты попросту наказываешь мне

постричься, сбрить усы и прочее, иначе я тебе не нравлюсь, иначе ты не любишь меня,
не так ли? Ты вспомни, как сама возражала против вмешательства в твою жизнь
бабушки. Я нисколько не прочь получать от тебя хорошие, полезные советы,