Page 27 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946

возле папиного колхоза. Там мы просидели с утра до вечера, и нельзя было уговорить

никого из проезжающих подвод и машин забрать наш багаж, чтоб мы пешком
следовали за подводой. Так мы промучались до 3 часов дня 5/VIII. Видя безнадежное

положение, мне пришлось попрощаться с ними и уйти пешком, уговорившись с ними,
чтобы они вернулись, и назавтра совместно с Исааком достали подводу и ехали в
Дербент. Пройдя километров 5, твой папа обогнал нас на тракторе. Видя, я очень

обрадовался, думал, что и тетя Бузя с бабушкой тоже едут, но потом оказалось, что они
остались. И получилось, что папа твой у нас, а все остальные остались в Ессентуках. Что
с ними делается сейчас, Аллах его ведает. Очень бы хотелось, чтобы наша доблестная

Красная Армия отогнала обратно этих проклятых извергов, мы бы тогда с папой
поехали в Ессентуки повидаться с ними или узнать, что с ними сталось.
Будь здоров и счастлив. До скорого свидания. Твой дядя Лёва. Привет с

наилучшими пожеланиями от тети Розы, детей и твоего папы. Пиши, Вова, часто, не
забывай этого, а то у папы никого нет кроме тебя. Мы раньше хотели тебе писать, но не

знали твоего адреса.

29.09.1942

Действующая Красная Армия
Полевая почтовая станция №112,
50 гвардейский саперный полк,

минбат., 1 минрота
Гвардии сержанту Вл. Нат. Гельфанду
Просмотрено Военной Цензурой 9/117

Родное, дорогое, единственное дитя мое Вовочка!
2 месяца не имела от тебя письма и уже не надеялась получить что-нибудь. В свою

очередь написала тебе уйму писем.
Родненький мой! Вчера получила, наконец, письмо от 20/VIII с портретом Горького
с сыном. Ты не представляешь себе, что это была за радость, какое счастье, но читая

эти строки и смотря на этот портрет – живой упрек, что я меньше люблю тебя, что я
менее преданна, чем Горький своему сыну. Верю, деточка, что тебе тяжело, разделяю

твое одиночество, но ничем помочь не могу. Верь мне, дитя мое, что пишу тебе очень
часто и, если бы ты получил все мои письма, ты бы убедился в том, что роднее матери
действительно на свете нет. Все мысли с тобой, вся жизнь – возле тебя.

Я очень виновата пред тобой за прошлое, ты был для меня один очень дорог, и
никто больше не существовал для меня […] мой родной, я молю днем и ночью, ведь
нет для меня дороже ничего чем твоя жизнь. Мне, сыночек, еще хуже, когда нет от

тебя писем, ибо я в глухом тылу, а ты в самом пожаре. Поэтому прошу, пиши еще
больше, чем пишешь, и ко мне чаще будут прибывать письма – весточки о тебе.
Вовочка мой родной, почему ты ничего не пишешь о себе? Как ты кушаешь, спишь,