Page 272 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946
P. 272

«В честь Победы воздвигнуто здание

                 Я с Победой своей здесь стою
                 И смотрю и плюю на Германию

                 На Берлин побежденный плюю»
                 Работа теперь у меня ответственная, сложная, но зато живая и интересная – я
          транспортник. Часто приходится бывать в других городах, разъезжать. Одно время был

          связан с лесопромышленностью – вообще, со старой своей «профессией» расстался. И
          не жалею. Живу в общежитии, как и все военнослужащие, но, в отличие от других,
          выбрал себе маленькую комнатку, чтоб мне никого не вселили – я хорошо узнал, что

          значит жить вместе, а следовательно и доверять другому. Бываю в городе часто.
          Опасаться нечего за меня. Здесь все теперь спокойно и тихо, никаких потрясений и
          несчастных инцидентов не случается. Кроме того я один редко бываю в населенных

          пунктах и комендатуры наши везде охраняют порядок.
                 Тебя интересует орден. Ну что ж, вышлю фотокарточку, где я при нем, раз

          проболтался. У меня есть причина и основания, которые позволили мне неохотно
          посвящать тебя в некоторые, пусть даже приятные новости. Дома, конечно, тайн от
          тебя не будет. А пока подожди до встречи.

                 По-немецки разговариваю лучше других, и немцы меня понимают, но знания мои
          недостаточны, сказывается наследие плохой учебы в школе, - без желания. Когда тебя
          подталкивают, а ты упираешься – трудно достигнуть чего-либо. Газеты проглатываю как

          свежий вечерний воздух, а Вышинского за его ум и смелость люблю, как родного, и
          даже крепче, ведь только подумай, что он там делает, в Генеральной Ассамблее, как
          он виртуозно сильно ворочает умами – какими умами! – и доводы его остаются

          неоспоримыми! Нет, он похлеще Литвинова!
                 Приемник мой в ремонте, радио слушаю от соседей, тем более перегородки тонкие

          и каждый шорох легко доступен слуху.
                 Все, о чем просила, – привезу. Но хочу сказать, что я не барахолил, и к концу войны
          у меня кроме «Дневника» ничего ценного и тяжелого нет с собой. Теперь приобрел

          кое-чего: велосипед, радиоприемник, фотоаппарат, часы. Костюма у меня нет
          гражданского. Есть брюки, но нужно перешивать, рубашка есть верхняя и свитер.

          Шляпы уже три поломал, остался цилиндр. Цены здесь большие, хотя и денег я
          получаю достаточно, чтобы не нуждаться. Питаюсь хорошо, кушаю много, - по две
          порции, в то время, как другие и по одной не поедают.

                 Скучать некогда, переживать тоже. Насчет отпуска прямо тебе скажу – ничего не
          известно. Пока никого не отпускают. К себе можно вызвать только жену и ребенка, а
          родителей – нет.

                 Насчет девушек и любви, смею тебя заверить – я уже не тот школьник Вова,
          который любя, трепетал и терялся, который воображал, что существует одна лишь
          чистая и страстная любовь. Жизнь научила меня многому и женщина перестала быть
   267   268   269   270   271   272   273   274   275   276   277