Page 320 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946
P. 320

Очень хотела бы, чтобы и ты приехал к тому времени и побыл со мной в Бердянске

          несколько дней. Я бы тебе напомнила о твоем детстве, когда ты был со мной там, как
          ты безумно любил море, ракушки, солнечные ванны на песке и прочее. Собираюсь

          поехать 10-12 августа, позже не пустят, так как я все еще, к сожалению, остаюсь
          школьным врачом и необходимо быть на месте 27 августа.
                 Квартиры пока своей не имею, но по приезду обязательно куда-нибудь уйду жить,

          возможно, что к родным Жоржа, так как другого выхода нет – к чужим с бабушкой
          никуда нельзя пойти жить, так как она почти без ясных мыслей и не отдает отчета
          своим действиям. Это моя самая тяжелая трагедия из всех пережитых, так как от нее

          все отказались. Я ей должна купить все для еды (то есть заработать на это и принести),
          приготовить утром и вечером, постирать и отвечать за все ее нелепые поступки:
          например, она все лучшее из чемоданов выбирает и ложит к себе в чемодан, то есть

          целые дни что-то ищет, перекладывает и собирает в чемодан. Зубной щеточкой она
          чистит руки, личным полотенцем вытирает стекла или ноги (но не своим), очень любит

          сладкое, вкусное – все надо прятать. Мыла нельзя оставить, так как что угодно будет
          стирать в холодной воде, никогда не скажет, что она сыта, хотя бы очень плотно
          наелась (ничего не помнит и аппетит повышен). Всегда и всем жалуется, что она еще

          натощак – в любое время дня. Из-за этого я нигде не могу с ней устроиться.
                 Дядя Жорж всю зиму жил у твоей мамы со мной, теперь уже месяца три как живет у
          своих родных на Амуре, изредка приходит тайно от твоей мамы, так как они

          поссорились (он, конечно, был не прав). Он работает на заводе Петровского и теперь
          через обком партии устраивается в институте (не известно в каком, на кафедре
          Марксизма-Ленинизма). Мы друг от друга отвыкли, и не знаю, наладим ли отношения

          и совместную жизнь.
                 Радостного, Вовочка, у меня мало. Но счастье в том, что это уже не в молодости,

          тогда трудней переносить. Прошу писать мне и не сердись за долгое молчание. Люблю
          я тебя сильно, жалею о том, что ты не с нами. Горячо целую тебя. Желаю счастливой
          доли. Привет от всех родных. Твоя тетя Аня.


          24.07.1946

                 Милая мамочка!
                 Снова пишу рапорт об отпуске, прежде чем отправить письмо тебе. Жди, дорогая,
          помни, что ты любима горячо и преданно. Я приеду к тебе теперь уже скоро, и

          постараюсь облегчить твою жизнь – добьюсь отпуска, во что бы то ни стало. А насчет
          писем и хлопот – надо поскромнее – разве ты думаешь, что мы с тобой одни в таком
          положении? На миллион людей не менее ста тысяч. И ты надеешься, что т. Сталин

          может заниматься такой массой людей самолично? Пиши лучше сюда, командованию
          группы войск, а еще лучше - я все сам постараюсь уладить, не нужно тебе лишних
          хлопот и переживаний.
   315   316   317   318   319   320   321   322   323   324   325