Page 327 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946

фотокарточка и пленка (фильм). Ведь ты мне оставил 5 пленок и одну чистую.

Некоторые уже готовы, а некоторые еще нет. И времени нет, лишний раз сбегать к
фотографу.

Вова, я собираюсь дней через 10 в отпуск. А когда собираешься ты? Чем сейчас
занимаешься? Я думаю, что писать ты будешь так аккуратно, как и до сих пор, ведь
здесь остается Надя. Она тебе несколько дней тому назад отправила письмо.

Вова! Через несколько дней напишу еще, а сейчас закругляю, потому, что перо
скребет и царапает – писать трудно.
Вовочка, пиши и вычеркни нас из списка людей, на которых ты сердишься! А

самолюбие пусть останется в той же мере, какой ты обладал раньше. Знай, что я тебя
очень уважаю за некоторые черты, которые у тебя есть, в отличии от всех (почти)
молодых людей нашего времени.

Если иногда не пишу – то значит, что нет времени. Ну, будь здоров и добивайся
успехов в работе и счастья в личной жизни.

С приветом, Шура.
Привет от девушек и от Нади.

07.08.1946
Привет, привет сердечный, милая Берта!
Только сейчас получил твое письмо от 10/7/46. Ты далеко ошибаешься, полагая, что

я первый решил прекратить переписку. После твоей последней весточки мною
отправлено несколько корреспонденций в разное время, в разное настроение и в
разную протяженность письма. И вообще, у меня желания такого «прекратить

переписку», которое ты мне вменяешь в вину, никогда не возникало. Я тоже не уверен,
что письмо это своевременно попадет в твои руки по причине твоего путешествия, о

котором ты предположительно рассказываешь, поэтому заканчиваю, жду твоих писем
и прощения.
Привет родным твоим, - маме, папе, сестренке. Крепко жму твою дружескую руку.

Лучшие пожелания.
Владимир.

С отпуском путаное дело, много переживаний и хлопот. Люди бездушные, помнят и
заботятся лишь о себе.
Посылаю фото: сам себя в зеркале снимал.

09.08.1946
Здравствуй, Надюша!

Наконец и ты отважилась написать. Твой рассказ о дороге в Россию раздразнил
меня и вызвал зависть в душе. Никакие просьбы, уговоры и даже рапорта не помогают
мне. Совсем иначе мы живем: в атмосфере бездушия и... еще много наговорил бы