Page 27 - Дневник - 1945 год...
P. 27
удачный выбор сделал я, – приобрел часы на ходу, но без стрелок.
Сегодня погодка, ну и разгулялась! С утра пасмурно, потом дождик, солнце до
вечера, а с вечера снова дождь. И сейчас такая буря и ливень, что морозец по коже
пробегает при одной мысли об этом. 1 марта - ты всегда такой непоседливый, бурный
день, с переменами неожиданными. Недаром и я выдался таким похожим на день, в
котором по воле провидения родился.
Рысев не перестает дурить. Как-то по-детски набрасывается он, без причины, и с
самой беспардонной матерней. Сегодня ему показалось, что мой боец Гордиенко не
почистил двуноги. Он разругался: «Е … мать, почему сидишь, разъе… а с матчастью не
в порядке?» Я ответил только, что то же самое можно сказать человеческой речью, а
не таким беспардонным матом. «Ну, ну, не шипи!» – рявкнул он мне вдогонку, когда я
выходил из сарая, где мы второй день сегодня располагаемся.
Так жить нельзя. Надо кончать всю эту музыку и притом решительно и побыстрей.
Все офицеры награждены, все пользуются почетом и уважением, а я так
действительно неблагодарно отмечен всюду злобой и насмешками пустых людишек.
"- Вот вы, товарищ лейтенант, маете такий запас слов. Сьогоднi ви виступалi, так
гарно було послухать, а ваши слова целиком можно було взяти за резолюцiю – говорил
мне боец Деревьев без всякого оттенка лести, - а вот вони балакали i тiльки. Как же
ви допускаэтэ, шоб они властвували над вами?". Так говорили мне не раз, но я и сам
не могу на это ответить. Все эти рысевы, шитиковы, каноненко - разновидности
трусов, болтунов, лицемеров. Все отрицательные качества совмещены в этой тройке, и
если у одного из них нет недостатка данного, то оно непременно найдется у другого.
- Я не буду казать хвалебную оду, - заискивающе начал Шитиков, - но Каноненко,
как командир проявил […]
02.03.1945
Я все еще терплю, хотя не знаю к чему может привести терпимое отношение к
подобным нетерпимым явлениям, которые ежедневно являются у нас в роте. Рысев
наступает всеми видами подлости и нахальства, причем широким фронтом, и не
останавливаясь ни перед какими укорами совести и рамками приличия. Моя
пассивность позволила ему снова фактически отстранить меня от должности. Без
моего ведома, и даже в тайне от меня, он объявил Шитикову, Каноненко и всей своей
ординарии, что мои люди теперь переданы Шитикову. Когда, однако, эти мероприятия
не помогли, и бойцы выполняли мои требования, он вызвал их к себе и приказал ни в
коем случае мне не подчиняться. В результате сегодня Гордиенко заявил мне, что
пищу на меня получать не станет, а когда заметил, что я пишу – взял, перетащил мои
тетради и нагло заявил: «Сейчас як швирну оцi бумажки, то ви их не побачите бiльш».
Впрочем, капитан Рысев прибегает еще и к другим уловкам. Сегодня, например,
когда раздавали благодарности товарища Сталина, и я сказал: «Я бы сейчас поел
картошки немного», Рысев, подхватив эту фразу на ходу, исказив, передал Каноненко
смеясь: «Гельфанд говорит, что он лучше бы картошки поел, нежели
благодарности Сталина получать». А через несколько часов эту выдумку я услышал
уже из уст старшего лейтенанта Ставрова. Так из клеветы может получиться большая
неприятность, – ведь это могут затем истолковать как враждебную пропаганду.
Сейчас идет снег. Утром, и еще ночью, к исходу 1 числа началась метель. Снегом
замело все вокруг. Началась зима, а ведь целый зимний месяц ее не было, и
появилась она, как ни странно, весной. Днем, однако, появилось солнце, блеснуло, и
снег мгновенно растаял. А сейчас опять намело – все бело. Писать надо еще много, а
день клонится к концу – не успею. Писем третий день не пишу. Получил ценные
весточки - надо ответить.
В редакцию нужно написать о бое 12 числа, просил парторг и обещал подписать
статью своим именем, рапорта отшлифовать нужно и переписать начисто, потом стихи,