Page 72 - Дневник - 1945 год...

Но перейду к существу. После ряда ужасных неприятностей, окончившихся для
меня оставлением клуба, я, как утопающий, стал цепляться за любую возможность не
попасть в роту. Слухи росли вокруг моего имени. И, нужно отдать справедливость
лейтенанту Р. (которого я имел неосторожность даже уважать прежде и который
оказался отменным негодяем), постаравшегося в этом отношении больше всех. Ради
красного словца он пустил в массы на одной из своих лекций: «Гельфанд, у которого
немцы убили родных, теперь фотографируется с немками, хранит их фотокарточки и
гуляет с ними».
Слухи, обычно, любят быть занимательными. Истина не всегда привлекает к себе
внимание, поэтому плохая истина в таких случаях, становятся еще раз в десять
неправдой. Кто-то и где-то сказал, что, якобы, мною было выражено недовольство в
связи с приказом Жукова, кто-то прибавил, что я попросту осудил этот приказ.
Нашлись еще более смелые, – те заявили, что я агитировал офицеров не выполнять
приказа Жукова, и все это с одинаковой выразительностью было подхвачено и
послужило благодатной темой для разговоров «политработников». Более того, оно
вызвало целый фураж в людях: «Подумать только, какие у нас есть офицеры, да еще
коммунисты?! Почему его держат в партии?!»

И стали говорить на партсобраниях. Для того чтобы речи были эффективнее, а
содержание многозначительнее, придумали еще «Из жизни Гельфанда в ОПРОСе»: «20
суток не могли найти в роте», «7 суток он был в самовольной отлучке в Берлине».
Парторг управления майор Маломед вызвал меня на беседу. Я объяснил ему, что
ничего в действительности этого не было, что все, что носится сейчас в воздухе вокруг
моего имени – ложью, подлостью и лицемерием рождено и не заслуживает, чтобы ему
придавали так много внимания.
- Нужно проверить, где источники этим помоям, которые на меня столь
незаслуженно пытаются опрокинуть, а вы, не узнав истины, поднимаете клевету и
поддерживаете ее авторов своим тенденциозным отношением ко мне.

- Я вас не привлекаю к партийной ответственности, не накладываю
партвзысканий, а только хочу предупредить на дальше. Сигналы есть, - последствия
будут для вас неприятны.
Я простился с ним, – он обещал проверить настоящее положение вещей.
Но каково же было мое возмущение, когда на второй день на партсобрании им же
были приведены в качестве красноречивых иллюстраций к выступлению те же
измышления, но еще более разукрашенные.
В зале раздался шум: - Где он? Кто он? – не все меня знали в лицо. И
удивительно еще, как он не отважился меня поднять, показать массе и сделать своего
рода экспонатом для изучения.
После собрания я выразил ему свое негодование. Он ласково усмехнулся:
- Это я не столько для вас, сколько для других, чтобы не позволяли себе такого.
- Но ведь вы играли моей фамилией. Гнули, ломали, жонглировали ею.
- Ничего, ты постарайся исправиться и все будет забыто.

- Позвольте, товарищ майор, никогда, никогда это не может быть мною забыто
все, и если бы не пять суток ареста и предшествующая им самовольная отлучка в
Берлин, я бы не побоялся поставить вопрос открытым, дабы любыми путями вывести
на чистую воду всех виновников моих переживаний, вас включая.
Майор молчал, но через пару дней на партийном активе обо мне уже говорил
подполковник - заместитель комполка по политчасти.
Так разрасталась эта гнусная легенда, и становилась в глазах непосвященных в