Page 73 - Дневник - 1945 год...
P. 73

глубину ее сути людей правдоподобной, делаясь тем самым еще более дикой перед
          лицом справедливости.
                 Несколько дней, несмотря на неустойчивость моей жизни в ОПРОСе, я не являлся
          в батальон. С клубом рассчитался, талоны на довольствие в полковой столовой
          получил, питался и жил себе отдельно, в стороне и в  страхе. Укладывался, был готов
          ко всему, но ни в коем случае не хотел расставаться с квартирой, где единственную
          отраду и спокойствие я находил в беспримерном одиночестве и перелистывании своих
          бумаг.
                 Захаров не давал жить. На улице, в столовой, в клубе - всюду, где только не
          встречался с ним, он не упускал случая напомнить мне, в самой грубой и надоедливой
          форме о необходимости немедленно явиться в батальон. Вначале я не знал еще, где
          зарыта собака, но позднее, когда для меня стало ясно, почему Захаров так добивался
          моего оформления в списках батальона, я наоборот тянул и стал открыто негодовать
          при виде этого недоросля с заносчивым, самодовольным взглядом самодура. Наконец
          мне надоело быть все время в ударе и я решил уступить, тем более что майор еще не
          приехал из отпуска и надежда остаться при клубе была навсегда потеряна для меня.
                 В батальоне, когда я брался на учет и довольствие, мне посоветовали поговорить
          с представителями демонтажной бригады. Я почти бросился к нему, стал проситься.

          07.10.1945
                 Кондрашов Александр 283/8. Его встретил 7.10.45. Горд и высокомерен. Совесть
          потерял – издевательски назвал меня тыловиком, вспомнил, что я настаивал на
          определении меня по специальности, когда по вине Полушкина был втянут в стрелки.

          08.10.1945
                 Креммен.
                 Так вот, прибыл. И сразу в политотдел. Беседовал с начальником. Он
          обстоятельно расспросил обо всей моей деятельности. Еще до этого, в ожидании его
          читал немецкую газету и капитан, представивший меня начальнику политотдела,
          заметил к слову: «Знает хорошо немецкий язык». Я скромно отнекивался. Ведь будет
          невежественно агитировать немцев, не умея гладко и свободно говорить на их языке.
                 В общем, судьба моя на решении. Завтра в 9 часов я буду представлен командиру
          бригады, а пока ночевать предстоит в гостинице и мечтать о будущем.
                 День израсходовал на дорогу, сильно устал, проголодался, но набрался
          впечатлений досыта, так что «genug» с меня.

                 Вчера в Берлин ехал на двух легковых машинах и об этой поездке нельзя
          умолчать.

                 На перекрестке дорог у окраины Потсдама я тщетно и долго голосовал. Вдруг на
          другой стороне улицы остановилась шикарная легковушка, открылись дверцы и мне
          помахали оттуда рукой. Я подбежал, смотрю – генерал-лейтенант. Растерялся, оробел.
          Вот, думаю, лейтенант, и попался. Теперь не видеть мне Берлина и не избежать
          неприятности - начальство, особенно высокое, придирчиво.
                 - Вы куда едете? – спросил генерал.
                 «Сказать?» - мелькнуло в глубине сознания. «Что будет, тому суждено!», и
          ответил, посмотрев прямо в глаза: «В Берлин».
                 - Как же вас довезти? Я могу вас доставить только до шлагбаума, дальше мы едем
          в другую сторону, - и кивнул на шофера.
                 Шофер завел мотор.
   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77   78