Page 76 - Дневник - 1945 год...

В середине 1943 года в звании мл. лейтенанта прибываю для прохождения
службы на должность командира минометного взвода в 248 сд. Здесь, наряду со своей
основной боевой работой, активно участвую в партийно-политической работе части.
Сначала в качестве агитатора роты, батальона, затем члена бюро батальона и,
наконец, парторга роты, руководителя полкового кружка по изучению Устава ВКП(б) и
краткого курса истории партии, зам. комсорга батальона.
Большую помощь оказал редакторам боевых листков в выпуске стенных газет
роты и взводов подразделения.
В 1944 году, несмотря на серьезное заболевание, – заражение крови –
продолжал оставаться в строю. Под нажимом врачей после вторичной операции
получаю направление в госпиталь, откуда, не долечившись, ухожу снова на фронт.
Болезнь прогрессирует, вторичная операция производится в части, после чего меня
направляют в резерв дивизии.

16.10.1945
Берлин.

Передо мной почти законченный вид проститутки. У нее и брови подведены, и на
губах налеплена помада, и пахнет плесенью всевозможных кремов и одеколонов. Она
не лишена красоты, но рука уродливого художника-пошлости отобрала всю свежесть у
нее и привлекательность. Тело у нее нежное, груди большие, но упавшие, с твердыми
сосками, за которые с удовольствием можно взяться.
Нашел я ее на улице у Александер Платц и узнал совсем неожиданно и случайно.
Было еще не очень поздно. Трамваи ходили, и я мог свободно добраться до гостиницы
на Weisen See. Но меня вдруг привлекла мысль поискать приключений у входа в
метро, где обычно собираются сливки столичной суеты и неприглядности. Торговля,
что очень редко бывает, уже закончилась. Обывателей, опять же, не хватало для
хорошей толкучки и всяких "Geschewtow".

17.10.1945

17.00 по Берлинскому времени. На самой вершине немецкой Колонны Победы.
Виден весь Берлин. Центр от колонны зеленый – сады, потом здания. Улицы узкие,
только две-три широких. Развалины города безобразны.
Решетчатый бронзовый барьер огибает постамент, на котором широко
развернулась «Победа» в образе женщины с лавровым венком в поднятой кверху
руке.

Долго искал по карманам что-либо пригодное для надписи на стене в знак
посещения этого места и не нашел. Тогда обратил внимание на чьи-то царапины по-
английски, ярко выделяющиеся на уже почерневшей сверху бронзе. И у меня возникла
идея – ножиком!
Прошло не менее часа, а я все оформлял свою надпись. Еще один человек
поднялся на балкон, посмотрел, обошел кругом и сделал сравнение с Москвой, бросил
замечание, не лишенное поэтизма, насчет моего марания и спустился вниз. Я все
писал. Наконец не вытерпел. Кое-что навел посильнее, в стороне приписал фамилию,
спрятал ножик, бумагу, и, бросив последний взгляд на обнаженный до предела
развалинами город, стал на выход. Лифт не работает. Пришлось перебирать ногами, и
если утомил подъем, то спуск оказался невыносимым, куда тягостнее, что я почти
выскочил с последней ступеньки, побежал.