Page 87 - Владимир Гельфанд, письма. 1941-1946

хорошо, то есть на «хорошо» и «отлично». Стараюсь брать то, что меня больше всего

интересует.
Прошу тебя, Вова, писать мне побольше стихов, и я уже, как филолог, буду их

оценивать. Не подумай, что я пытаюсь заняться критикой. Скорей всего, это будет
дружеская помощь и совет. Первое твое стихотворение мне понравилось, но хотелось
бы читать не только отрывки.

Теперь в отношении будущего моего, то пока оно не ясно. Я живу с отцом, матерью
и братом. Сегодня проводила брата в Москву, оттуда он поедет к балтийским странам
и, по возможности, заберет нас (он военный инженер-железнодорожник). Когда буду

на Украине - не знаю, но хочется туда безумно. Впрочем, я еще согласна жить.
Мне не хотелось тебе писать, но все же приходится, ибо ты спрашивал о нашей
Ляличке. Конечно, ты помнишь всегда нас вдвоем, но уже третий год я живу одна без

нее. Тяжелые условия жизни не смог выдержать ее слабый организм. Очень, Вова,
тяжело, сам понимаешь, но это факт, с которым никак не хочется мириться. За всем

этим скрывается много горя и слез, но время жестокое и даже слезы запрещены.
Очень хочу знать о тебе, о твоей боевой жизни. Жду твоих, приятных для меня
писем и стихов. С горячим дружеским приветом и наилучшими пожеланиями.

Хотя я специально не занимаюсь стихоплетством, но иногда, когда бывает много
мыслей и чувств, я ваяю их в слабые по форме стихи. Вот один из стихов, написанный
под впечатлением будущего.

Я не могу мечтать о розах,
Но верю, что придет весна,

И знаю я, что не в мимозах,
Окажется сейчас она.

Цветы поблекли в жизни этой,
Что их? Без цвета, но с теплом,
Придет весна, за нею лето,

Пусть с ярким светом и огнем!
Огонь зажжет сердца немые,

Тепло развеет грусть-печаль,
И люди станут вновь живые,
И ничего не будет жаль.

Пусть эти все страданья мира,
Всплывут когда-нибудь в уме,
Но вас, ласкающая Лира

Заглушит все. Вы вновь во сне.

Думаю, что наша переписка будет частой и интересной.