Владимир Гельфанд. Дневник, письма 1946 - 1983		  
 
 







01.01.1952
       Новый год мы отметили скромно. До 11 часов мама, папа и Беба спали, а Таня была с ребенком. Я – занимался. В 11 стали одеваться. Я – брился. Сашенька уже спал, Таню отпустили гулять.
       Без 10 минут 12 сели за стол. Включили радио. Молотов ничего не пожелал. Москва объявила время. Подняли бокалы с пивом. Из 2-х бутылок одну мама спрятала: «на завтра»! (!!!) стали кушать и закусывать. Когда коснулось пирожков и пряников, я ел, что мне больше всего нравились. Но мама стала навязывать мне те печения, которые оказались невкусными. С ореховой начинкой было всего несколько печений. Я попробовал одно. Когда встали из-за стола, мама сказала мне, обращаясь, как обычно в таких случаях во множественном числе:
       –       Что же вы поели все печения с орехом, папе ни одного не оставили?
       После этого мне уже не хотелось кушать и то, что я съел, стало казаться мне горьким, противным, отравленным. Я решил не кушать больше ничего из того, что мама приготовила к новому году.
 
       Сегодня до обеда было буднично. К обеду вынута вторая бутылка пива и угощения. Пиво я пил, а от угощений отказался. Вечером я также не участвовал в трапезе: было печенье и компот.
 
02.01.1952
       Я беспрерывно отрывался вчера, когда писал: мама и папа все время заходили сюда. Вряд ли мне удастся и сегодня спокойно пописать. Они буквально меня изводят. Поставили здесь плитку с бульоном. Сейчас уже половина шестого, темно, а я вынужден сидеть в полумраке – им так хочется -  тогда, как во всем доме 5 вилок, куда можно втыкать штепсель.
       Папа еще ходит медленно, с достоинством. Мама же бежит и врывается. Поэтому, если она в коридоре, я писать не могу. С другой стороны, когда она входит, то не только распахивает дверь, как папа, но и разговаривает, отрывая меня, поет и вообще держится бесцеремонно, как будто меня нет и я не занимаюсь умственной работой.
 
       Сегодня папе за какую-то службу принесли 200 рублей. Деньги идут сюда как из рога изобилия: то всякие выслуги, то заработок, то выигрыш – мы в Днепропетровске никогда столько и так часто не выигрывали, как выигрывают они. Не удивительно, что Беба придает такое значение выигрышам и даже докупила облигаций золотого займа, «чтобы играть».
       Интересно, что папа вчера (задним числом) пожалел, что так скучно прошел «новый год». Он сказал:
       –       Не было бы Саши, мы б с мамой пошли куда-нибудь встречать. А вам следовало обязательно устраиваться в складчину. Так уж и быть, я не пожалел бы на вас двоих (т.е. меня и Бебу) 50 рублей!
       Что же это должно было быть за веселье? По мнению папы там должна была быть «молодежь»: Леля, Белла с мужем, Неля Павловна с 50-летним мужем и мы. Так и предполагалось перед новым годом: мама и папа уйдут к старикам Фридманам, а мы останемся в обществе молодых Фридманов.
       Первыми, кого поздравила мама, были Фридманы. Леля сказал, что если бы он знал, что Беба дома, он бы ее силой вытянул отсюда. Мама передала нам его слова.
       Меня не пригласили в этот раз наши студенты. Они видят, что я как на цепи привязан к этому тюремному дому. Все молодожены нашего курса бывают в обществе, живут полноценной жизнью, веселятся. Для Бебы же, ниже ее достоинства быть с «молодняком», «сопляками», а главное – с «соплячками». Впрочем, я и не особенно стремлюсь вовлечь ее с ее ревнивым характером и с маминым неустанным опекунством в этот круг. Меньше, зато разговоров и упреков! Но от студентов я совсем оторвался.
       Шутя я сказал Бебе, что меня пригласили одного в студенческую компанию. Она приняла это за истину и была возмущена. Долго потом, вплоть до вчерашнего дня она не могла забыть «этого возмутительного нахальства девчонок». Я и не пытался ее разуверять. Раз она поверила (и так легко!), то это к лучшему. По крайней мере больше будет мной дорожить.
       Но от ее варианта с Лёлей я отказался под предлогом того, что мне нельзя сейчас мыть рук (я облучаюсь рентгеном) и будет некрасиво, если я буду присутствовать в «чистом» обществе. Впрочем, мне не пришлось долго настаивать на своем решении. Беба для вида сказала: «Это ничего», но тут же со мной согласилась. Папа и мама были несказанно рады: лишние 40 рублей в кармане (тогда нам давали на складчину максимум 40 рублей). Наш вечер (я ведь сам покупал продукты) занял 20-25 рублей! (на четверых!) - вот какие рачительные хозяева [...]
 
       Вечером. Бебы еще нет с работы. После праздников много вызовов. Только что мне удалось уговорить родителей повесить новый календарь. Когда я повесил, то оказалось, что сегодня не вторник, как я предполагал, а среда. В среду мне нужно было быть в рентгенкабинете на облучении (я ведь страдаю эпидермофитией), а я полагал, что это будет завтра и не пошел. Меня так ошеломила эта моя ошибка, что я машинально спросил папу, чтоб он сказал 2-е сегодня или 3-е. Вместо ответа он начал кричать:
       - Мне стыдно слушать такие глупости! Из ста человек ни один не усомнится в том, какое сегодня число. Как тебе не стыдно? - Он аж покраснел от натуги.
       Минут 10 осыпал меня ругательствами (оговорюсь: цензурными) и оскорблениями. Я ушел, а он продолжал орать на весь дом:
       –       Я возмущен! Ты выводишь меня из себя, до такой степени я еще ни разу не был возбужден, как сейчас!
 
       Вечером, когда пришла Беба, папа дал ей ребенка на руки. Ребенок имеет один недостаток: он мочится в штанишки, хотя и сознает, что это плохо – делает назло. Папа решил за те 2 дня, что он болеет, воспитать ребенка.
       –       Главное, - учит папа, - логический подход. Вы не умеете логически мыслить. Надо не спускать его с рук!
       Вчера он навязал нам большой диспут, из которого мама и Беба вышли с головной болью. Беба сразу ушла на Танину кровать «прилечь на полчаса». Как только она вышла, мама сделала папе внушение:
       –       Вот до чего ты довел Бебочку своими надоевшими разговорами!
       А он постарался обернуть дело так, будто виноват во всем я.
       –       А ты зачем волнуешь Бебочку? Мне если бы сказали один раз «не держи руки в карманах», я больше бы не держал.
       Сегодня случилось как раз так, что Сашенька вырвался из Бебиных рук и написал в штанишки. Что тут было! Папа развел целую антимонию на этот счет. Основным мотивом его разговора была следующая сентенция, которая глубоко задела Бебу:
       –       Минуту подержала и уже устала! Что было бы, если бы тебе пришлось его держать целый день, как мне?
       Беба взмолилась в ответ:
       –       Папочка, не будь несправедливым!
 
       Насчет телеграммы, кажется, я ошибся.
       Под новый год Бебочка дала мне 10 рублей:
       –       Отправь телеграммы в Днепропетровск и дяде Леве. Больше никому мы не посылаем.
       Я это принял к сведению, помятуя, что на Октябрьские дни мне было сказано то же самое, но из писем из Верхнего, Киева и Черновиц, я узнал, что они получали телеграммы. Может быть Беба и не знала?
       Сегодня пришло из Киева. Они благодарят за телеграмму, посланную им 28 числа. Я не обратил внимания, что это не новогодняя, а к дню рождения (без сомнения, что там упоминалось и о новом годе) и сказал Бебе:
       –       Зачем тебе было говорить, что кроме моих родных никому не посылали телеграмм? Я ведь за язык тебя не тянул!
       Она растерялась.
       –       Я об этом не знала. - Потом спросила папу: - Кому мы посылали телеграммы?
       Он ответил:
       –       Никому.
       Но через минуту Бебочка нашлась (в этом надо отдать ей справедливость – она находчива), взяла в руки письмо и подчеркнула фразу: «День рождения». Я был обезоружен и сконфужен. Я не сдался, правда, безо всякого боя. Я еще уверял, что меня не это больше всего задело, а то, что она подчеркивает, когда посылаем мы телеграммы моим родственникам, но это было явное поражение. И я рад этому. Приятней оказаться в дураках, чем знать, что тебя дурачат. Это, правда, эгоистично. Разве хотя бы мой Дневник – не свидетельство моей искренности? Но что поделаешь, так устроен человек, что себя ему хочется обелить, а других разносить по всякому поводу.
 
       Мама пишет письма. Поэтому я успел довести эту свою тетрадь до конца. За целый час она только два раза вышла из столовой. Экая благодать! Бебочка и папа за любимым занятием: они спят.
       Сейчас мама пойдет искать Тузика. Он болел. А теперь ушел из дома, наверно, подыхать. А его ведь собачий век не кончился. Он прожил только 4-ю часть того, что ему положено на свете. Был хороший пёс. Но он захворал от тоски. Раньше все занимались им и уделяли ему основное внимание. Теперь у нас есть Саша и нам не до Тузика. На него все (в том числе и я) кричали, его гнали изо всех комнат – в коридор, в уголочек. Бедный пёс захандрил от горя, стал болеть желудком и зачах.
       Где он? Не сбежал ли к другим, как Каштанка?
 
18.01.1952
       МВО – СССР
       МОЛОТОВСКИЙ
       Государственный
       УНИВЕРСИТЕТ
       «18» янв. 1952 г.
       № 20
      
                                                                                                              Командировочное удостоверение
 
       Выдано тов. Гельфанд Владим. Натанов.
       студент V к. историко-филологического фак-та
       Молотовский Госуниверситет
       Командированному в г. Москву
       Срок командировки 34 дней по !15% марта 1952
       ОСНОВАНИЕ: Приказ МолГУ
       от «19» января 1952 г. № 24-К
 
       ЗамРектора           /подпись/
 
       Отметки о прибытии в пункты назначения и выбытия из них:
       Выбыл из г. Молотов «…» января 1952 г.
       Пермь
  
18.01.1952
       МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ СССР
       МОЛОТОВСКИЙ
       ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
       имени А. М. ГОРЬКОГО
 
       Молотов (обл.),
       Заимка
       улица Генкеля № 1
       телефоны: 61-83, 55-86
       ком. 98-75, 98-76 и 98-77
       № 21
       «18» января 1952 г.
 
РЕКТОРУ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА ИМ. М. В. ЛОМОНОСОВА
 
       Ректорат Молотовского государственного университета им. А. М. Горького и деканат историко-филологического факультета просят Вас представить возможность студенту-дипломнику Гельфанду В. Н., работающему по теме «Творчество И. Г. Эренбурга», ознакомиться с имеющимися в университете научными трудами и дипломными работами, посвященными творчеству Ильи Эренбурга.
 
       [Зам] Ректор Молотовского госуниверситета            /В. Тиунов/
       Декан историко-филологического факультета          /А. Антонов/
 
18.01.1952
       МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ СССР

       Студенческий билет

       Молотовский государственный университет им. А. М. Горького

       СТУДЕНЧЕСКИЙ БИЛЕТ № 49218

       Фамилия Гельфанд
       Имя Владимир
       Отчество Натанович
       Время поступления 1/IX-1949 г.
       Факультет историко-филологический

       Директор ин-та                      /подпись/
       /печать/

       Билет действителен до 1 июля 1952 г.
       Дата выд. билета 18 января 1952 г.


23.01.1952
       Дорогие мои!
       Получили твою, Вовочка, открытку из Кирова и телеграмму из Днепропетровска. Рады, что ты хорошо ехал и благополучно доехал. Теперь с нетерпением ждём письма с места о том, как Вы встретились, как проводите время и т.д.
       У нас за это время новостей особых нет. Свой доклад я прочла Кралику и главному врачу и он их не удовлетворяет. Надо много переделывать, добавлять, выбрасывать. Конкретных указаний я не получила. Сильно расстроилась и дальше не знаю, что делать. Ну, да уладится, наверное.
       Смотрела картину «Сельский врач» - довольно хорошая. Советую и Вам посмотреть.
       Ты спрашиваешь, как Сашенька отнёсся к твоему «изизновению». Я уже писала, что он не давал говорить, что ты уехал, но он это знает прекрасно. Только не хочет расстраиваться. Когда я его спрашиваю «где папа?», он отвечает «в нивеситете», «в бибитеке» и т.д., а я и говорю: «Нет, он уехал в Днепропетровск». Так знаете что он сказал? Наклонил головку и говорит: «А мама осталась». Я настолько удивилась, что просто онемела. Понятия и ум необыкновенные для его 1 года 9 месяцев.
       Я рассказывала маме о дочери Куртманн, которая сейчас тяжело болеет. Мама спрашивает сколько ей лет. Я отвечаю, что 7 лет и она уже школьница. Тогда Саша, сидя у меня на руках говорит: «Я тоже буду ходить в школу». Я начала его целовать и говорю: «Будешь, обязательно, только придётся тебя за ручку водить, ведь тебе будет 7 лет только». Он спокойно отвечает: «Нет, я сам буду ходить».
       Ласкается ко всем. Есть у него новое ласковое слово: «Родная».
       Ну вот, всё письмо о Сашеньке. Хохмы его я не записываю. Самые главные буду писать в письмах.
       Вовочка, пиши, как ты находишь папу и маму, как они выглядят, как здоровье. Также обо всех родных. А Вы, родные, как находите Вовочку. Не похудел ли он?
       Пишите часто. Крепко, крепко всех целую. Ваша Беба. Привет и поцелуй от мамы, папы, Сашеньки.
       Он вчера говорит бабе: «Не пой песенку про клён, папа приедет и споёт». Никому не даёт эту песню петь.
       P. S. Из Верхнего было письмо подробное от всех, вплоть до Ларочки. Тётя Адя обещает к нам приехать, но когда – она не раскрывает секрета. Наверно, после Олиных родов.
 
29.01.1952
       Мой родной!
       Прибыло твоё письмо с Днепропетровского вокзала. Видишь, как много времени прошло, а всё ещё прибывают письма с дороги.
       Ты уже давно дома, отдохнул, погулял, везде побывал. Ждём Вашего совместного письма.
       У нас всё по-старому. Погода морозная, я хожу на лекции в психбольницу, так что иногда приходится помёрзнуть. Вчера была на симфоническом концерте. Прошло неплохо. Играли симфонию Шуберта, вальс Чайковского, Сибелиуса, концерт Шумана для рояля с оркестром. На рояле играла студентка Московской консерватории и, представь себе, неплохо, даже хорошо. Прекрасно провела свою труднейшую партию. Народу в театре было чрезвычайно много. Все молодёжь, как ты, Вовочка, любишь. Все блистали нарядами, причёсками. Было много знакомых.
       Картину «Правда хорошо, а счастье лучше» я так и не смотрела.
       В воскресенье у нас была Белла с семьёй. Был такой шум, что ужас. Милка дикая девчонка, она как-будто невменяема, не слушается никого и ничего. Игорёк хороший мальчик. Тихий, спокойный. Сашенька принимал их хорошо, был хорошенький, весёлый.
       Он вчера говорит: (ему купили пистолет, стреляющий пробкой, я выстрелила в Таню) он подбежал ко мне и волнуясь сказал «мама, не стреляй в Таню, потому, что она хорошая у меня».
       За папой он скучает, всё время вспоминает. Я тоже сильно скучаю, как никогда раньше. По существу от тебя не было ещё ни одного письма, все торопливые, короткие открытки. Они меня ни в коем случае не удовлетворяют. Посмотрим, что будет дальше. В ожидании твоих писем, крепко целую, твоя скучающая жена.
       Все наши целуют тебя, папу и маму. Привет всем родным.
 
       […] Он золотко, умница, сладкий мальчик.
       Как ребёнок у Гуревичей? Наверно, не такой, как наш (пишу только тебе, поэтому не […])
       Дома всё по-старому. Папин протез на 3 с маленьким минусом, но всё же не на 2. Он чуть-чуть им кусает. У мамочки иногда болит голова. Я чувствую себя неплохо, но выгляжу, говорят, неважно. Не знаю, как и поправиться. Вот, может, когда ты приедешь, то от удовольствия быть с тобой я поправлюсь. Кроме шуток.
       Крепко, крепко целую тебя, мой любимый. Все тебя целуют, приветствуют. Будь осторожен в Москве, там сейчас скользко.
       Твоя скучающая жена.
       Привет Калихштейнам. Пусть они нам напишут. Как чувствует себя Борис Давидович?
 
30.01.1952
       Дорогая Бебочка!
       Дорогие мама, папа и Сашенька!
       Наконец-то получил от вас известие. Поздно вечером, после того, как я отправил вам тревожную и сердитую открытку, прибыло два твоих, Бебочка, письма, которые сразу смягчили меня и утешили. Письма очень хорошие по содержанию, хотя в них ты не ответила на ряд важных вопросов, которые я тебе задавал в каждом письме – о здоровье Сашеньки и мамы.
       Сашенькины выражения очень милые и трогательные. Мы все были в восторге от его «хохмыс». Ты, Бебонька, не права, если думаешь ограничиться теми фактами, которые приводишь в письмах. Письма твои я, конечно, сохраню и буду тщательно беречь, но ты знаешь, что Сашенькин словарь не ограничивается несколькими фразами и поэтому я умоляю тебя: записывай, не ленись, хоть на клочках бумаги, а я потом все это впишу в тетрадь. Ты бы знала, с каким интересом прослушали эти отрывочные сведения о Сашеньке из тетрадей, что я захватил с собой, мои родители, родственники, Борины родители и Островские: я всем читал! А как это будет интересно вспомнить потом (лет через 5-10) и нам и Сашеньке! Словом, прошу тебя, не упускай ни одной фразы, поступка, которые заслуживают интереса – фиксируй: ведь наш Сашенька незаурядный мальчик...
       Относительно твоих переживаний с Красиком и его поручением. Ты говоришь: надоел доклад. Значит, он тебе не пришелся по вкусу. Но тем не менее не отчаивайся, родная. Переработай еще раз. На таком расстоянии мне трудно тебя утешить... Ты как-то говорила о многоточиях, - видишь, сплошные многоточия и здесь. Милашечка! Спасибо за заботу, за пересылку письма. К сожалению, с назначением оно мне не поможет. То, что посоветовала любезная Зоя Кедрина, я и без нее знал. Договор – не должность, а только возможность заработать – случайная и непостоянная. Ты считаешь любезностью, что она не ругалась, как А. Турков? Мне же, наоборот, обидно, что не ответил Симонов. К нему я обращался...
       Здесь все выглядит хорошо, болеют не так часто, как раньше, мама даже поправилась. В кино мы вряд ли сможем пойти. Выходные у нас - приемные. Очень доволен, что ты была в кино. Советую тебе не скучать и бывать на хороших кинокартинах и в театрах.
       Я работаю здесь интенсивно. Ознакомился с кандидатской и двумя дипломными работами. Сегодня буду прорабатывать третью и последнюю. Завтра прочитаю статьи в украинских журналах, которые в Молотове мне не удалось достать – о «Буре».
       Собираюсь отсюда уехать числа 7-го. В Москве мне нужно еще побыть недели две минимум. Так что если никаких изменений не произойдет, можешь смело писать ответ в Химки.
       От дяди Левы и Симы было письмо. Борины родители написали уже Оле и Боре, что я здесь. Вчера они хотели прийти, но, видимо, из-за дождя не пришли. Сегодня у нас уже мороз (4° ночью; у вас – 22°) и солнце. Но редкий снежок, выпавший за ночь, тает. Город красивый, большой, лучше, чем до войны.
       Теперь поговорю с Сашенькой. Сынуленька! Как твое здоровье? Ты больше не кашляешь? Ходишь гулять на улицу? Как ты кушаешь? Как спишь? Скучаешь за папой? Помнишь папу Вову? Будь здоров, моя крошка. Слушайся мамочку, слушайся бабу и деда. Не шали слишком. А я скоро приеду и привезу тебе подарки от бабы Нади и деда Нуси, что на карточке. Что тебе купить лошадку или заводную «Победу»? Жалко, что ты не сможешь сам выбрать. Я куплю в Москве без тебя. Крепко целую моего сладкого мальчика. Папа.
       Дорогие мои! Пишите чаще. Независимо от того, когда я отсюда уеду. Бебуля! Поздравляю тебя с обновкой. Что – не скажу. Привезу сюрпризом. Мне хочется, чтобы ты ждала меня с нетерпением, поэтому везу с собой еще и секреты.
       Целую вас. Вова.
       Привет горячий от мамы и папы. Привет от всех родных и от Бор[…] и Остр[овского]
 
31.01.1952
       Дорогая Бебочка, родители и Сашенька!
       Хотел бы от вас получить хотя бы 3 письма до моего отъезда из Днепропетровска. Но чувствую, что это напрасные надежды. Опять два дня перерыва, а ведь меня волнует буквально каждый день. Я ещё не знаю точно, когда я отсюда уеду, но, если бы я чувствовал, что и вы обо мне думаете так часто и много, как я о вас, я бы приехал значительно раньше, как мне ни жаль расставаться с моими родителями.
       В Москве придётся пробыть не меньше 10 дней. Если здесь я раскопал ценный материал, то в Москве – тем более. Но я вот не знаю когда мне туда выехать – 7 или 15? Сегодня сделаю последнюю вылазку в библиотеку и с завтрашнего дня начинаю писать.
       27 числа был у Островских. Они меня хорошо приняли. Буду у них еще 4/II. Яша хочет показать мне свою поэму «Бессмертие». Он стал скромнее и требовательней к себе – это отразилось на его продукции – некоторые стихи мне нравятся. Яша талантливый мальчик и за ним время, ведь он ещё так молод! Выглядит он скверно, худой, как скелет. Остальные такие, как были. Отец не работает, не знаю, на что они живут. Хотят переехать на Урал, к Боре.
       У Олиных родственников тоже нет изменений. К ним я заходил числа 24. Они рассказывают, что жизнь в Верхнем налаживается: зарезали кабана, постепенно восстанавливают своё хозяйство. Оля чувствует себя неважно. Её тошнит и болит голова. Ей уже осталось очень немного...
       Незадолго до моего приезда в Днепропетровск, здесь была Оля Штуль, гостила. Видишь, Бебочка, она ездит 2 раза в год, так что ты за приглашение не обижайся – родители не знали, что это совершенно невозможно.
       У меня всё в порядке. Здоров и бодр. Но плохо сплю. Родители меня не находят очень худым, хотя считают, что, по сравнению с летом, я сбавил. А я маму не узнал – стала толстой. Но она говорит, что это старческое ожирение – кушает она мало. Я с ней не согласен насчёт «ожирения», она просто поправилась. А папа ещё худей, чем был. Он мучается с зубами и даже проглотил как-то крючок от коронки: у него всё разладилось.
       Ну, будьте здоровы. Пишите подробно и всё-всё, что у вас слышно. Как ваше здоровье? Как Сашенька?
       Целую вас. Владимир. Привет от папы и мамы, они крепко целуют Сашеньку.
       По радио: у вас остановился траурный поезд с маршалом Чойбалсаном. Были вы на вокзале?
 
04.02.1952
       Здравствуй милая Бебуля!
       Получил, Бебусик, твоё письмо от 26/I, немедленно отвечаю. Это уже 10-е моё письмо, а твоё – 3-е.
       К сожалению, я уже не смогу расспросить тебя о результатах научной конференции, о судьбе твоего доклада и прочем. Я бы на твоём месте не дал Хене пользоваться плодами твоего труда. Они не имеют права тебя заставить. Меня просто бесит их нахальство.
       Сегодня иду за билетом. Мне здесь было хорошо, даже слишком. От гостей к гостям, от одного приёма к другому. Я обо всём расскажу подробно, когда встретимся.
       Ты, Бебочка, меня совсем не балуешь письмами. Не скучаешь. А меня уже тянет домой. И я этого не скрываю: скучаю. И из двух магнитов Днепропетровск-Молотов, Молотов гораздо перетягивает. Мне без тебя очень трудно, а без Сашеньки скучно и сиротливо. Скучаю я за папой и мамой, хоть они на меня и сердятся за что-то.
       Милые мои, дорогие! Отсюда я днями уезжаю. Но мне ещё придется дней 15 пробыть в Москве. Впрочем, я вперёд не загадываю: посмотрю на месте и уточню, сколько дней.
       Сейчас я спешу на городскую станцию и к Островским. Вечером буду у Лены с Вовой – я перед ними в долгу: мы уехали не попрощавшись. В 4 часа дня мама просила приехать на завод: её сотрудники хотят меня видеть.
       С дипломной я кое-что успел по собиранию материала. Но написал мало. Приеду, буду обрабатывать. По русскому вновь перечитал конспекты. Других материалов у меня нет.
       В кино ещё не ходил, некогда. В гостях не отдыхаешь, а только утомляешься. Но зато с родителями я побыл достаточно. Они довольны, и я тоже.
       Полагаю, что прогулянное мной время я отработаю усидчивым трудом.
       Бебочка! От тебя даже намёка нет, что ты скучаешь? Письма твои сдержанные и холодные... и что особенно больно – редкие, как снег в этих местах.
       Крепко вас всех целую. Как поживают мои мальчики?
       Сашенька! Ты меня не забыл ещё? Не отвык от своего папы? Привет от моих родителей, от родных. Сашеньку все целуют и желают ему быть сильным и здоровым.
       Владимир.
       Как папин протез? Освоился он с ним? Или протез никуда не годен? Тогда надо переделать. Как мама себя чувствует? Кровяное давление нормальное. Я очень рад и хочу, чтобы оно никогда уже не повышалось и чтобы мама была здорова.
 
12.02.1952
       Здравствуй Володя!
       Приехал в Махачкала и... представь себе, никакого письма за 19/I я не нашёл. Возможно ты забыл кому писал. Вова, ты не сердишь, я не шучу, но от тебя я действительно не получал письма и сейчас не получил.
       Дела мои слава богу. На каникулах был в Тбилиси. В Тбилиси много нового для меня и также для тебя, так как ты мой брат.
       Во-первых видел дочку. Ты знаешь, просто чудесный ребёнок. Ей уже 5-ть лет. Разговаривает как взрослая, красивая девчонка и очень умная. Я у неё прохожу как крёстный папа. Они её так учат. Представляешь, ха, ха, ха, я, у которого вычитывают 3-ю часть стипендии, который хоть раз в 1½ года проявляет «истинно отцовские» чувства, крёстный папа? А? Как тебе нравится?
       Валя уже больше года замужем и имеет 2½ месячного мальчика, я очень рад за неё. Так её муж вроде родной папа Белке. Есть ещё один крёстный папа. Так Белочка спрашивает меня, почему у неё столько много пап и говорит, что меня она любит больше, чем других пап. В этот раз я сильно потратился на неё, несмотря на 4-х дневное моё пребывание в Тбилиси. Летом я решил взять Белочку в Дербент.
       Володя, хватит мне ездить к Вам в Днепропетровск, приезжай-ка ты с Бебочкой и Сашенькой к нам. А то, ей богу, буду проезжать мимо Молотова и то не заеду, буду приезжать в Днепропетровск и в твоё там пребывание не зайду к вам. Вот и выбирай что хочешь.
       С Валей мы разошлись мирно, но получился такой казус. Мы разошлись без развода. Она зарегистрируется с мужем, а я тоже буду свободен. Мне правда не по себе от такого развода, но не хочется её подводить под свинью. Но папа требует, чтобы я устроил формальный развод. Я кажется сделаю по-папиному.
       И третья новость: это папа категорически требует, чтобы я к окончанию института или самое крайнее к выезду на место работы, женился. Объяснял я ему, объяснял, но он и слышать ничего не хочет, хоть роди ему жену. Но, ей богу, не то что красивых, но ни одной симпатичной по крайней мере я сейчас не знаю – решил не ездить больше домой, чтобы папаша больше не мучил этим вопросом.
       Пусть простят Бебочка и родители, что обращаюсь я лично к тебе, но я написал многое то, чего и отцу не рассказывал.
       Большой привет Бебочке и её родителям и самому «большому» из вас – Сашеньке.
       Крепко целую с пожеланиями успехов. Семён.
 
16.02.1952
       Милая родная Бебочка, крохотуличка Сашенька и родители.
       Кроме лимонной кислоты и пластинки для печенья под мясорубку, достал всё, что вы от меня ждали. Деньги израсходовал на всякие покупки. Живу очень и очень скромно. Утром булка и сало, что взял из дому, вечером чай с хлебом с маслом. Вот мой дневной рацион. Правда, иногда меня угощают хозяева, где я остановился. О моей жизни здесь расскажу подробно по приезде в Молотов.
       У меня много вещей. 2 чемодана, авоська с барахлом, шляпа, лошадь (я её на днях купил всё-таки), большая.
       Хочу выехать поскорее. Если не достану билетов на сегодня, поеду завтра. Сегодня мне нужно ещё успеть в 3 учреждения.
       Крепко целую. Вова.
       О Химках и прочем расскажу, когда приеду. Сегодня я опять собираюсь ночевать в Химках. В день отъезда дам телеграмму.
 
Городынская Адель Семёновна (23.11.1868 – 20.02.1952)

24.02.1952
       Дорогие все!
       Получили от Вас письмо с фотокарточкой. На карточке Сашенька выглядит как миловидная девочка.

אייר זהאל זיין געזונד אין שטארק מיט יאריןא סאך. אין מיר זהאלין האלע אבין פילנחות אין איך, אין מיר זהאלין פין קייןצרות נישט וויסען
 
       20/II придя вечером домой с работы, я застал печальную картину […] очень трудно пришлось пр[ивести] нервы в порядок. Несмотря [на то,] что мама дожила до глубокой старости и умерла на 84 году и все дети были на её похоронах и с почестями хоронили её, как подобает

ביי ידען
 
но всё это не может сгладить ту тяжесть, которая давит и гнетёт сознание. Что стоит вообще человеческая жизнь и какой нелепый конец.
       Когда Надя сказала мне, что есть от Вовочки письмо и от Вас, Бронислава Наумовна, с фотокарточками от Сашеньки, я сразу преобразился, глядя на фотокарточку Сашеньки с умилением и думал: ничего не сделаешь, закон природы, всё старое [долж]но вымирать, а молодое должно [ц]вести и развиваться. Сильное [желание] у меня посмотреть эту [карти]ну как Сашенька встретил Вовочку.
       Я надеюсь, насколько можно будет, вы напишите об этой встрече и в дальнейшем пишите нам все хохмыс Сашеньки. Всё это очень мило и приятно для нас.
       Пишите о каждом в отдельности, как здоровье и во всех подробностях. Будьте все здоровы и счастливы. Целую много раз. Особый поцелуй Сашеньке.
       Ваш папа-Натан-дед.
 
07.03.[1952]
       […] физкультура 36
       Старослав[янский язык] 110
 
       Что за штуки с самого утра?
       Бебину маму это не трогает.
       Мама: «Тебе это придает аппетит?»
 
       7/III Кто тебя просит вмешиваться? Я сама за себя могу постоять.
       Мне: Ты хороший [из тебя ужасный командир]
       Я: тебе нельзя и слова сказать
       Говори слово. Можно, только наедине.
       Звонит: [Ушла] больная, разбитая. Что ты не кушаешь, Сашенька?
 
       После стипендии.
       2/III – рубль газеты. 7 р. – билеты Тарзан
       3/III – газеты и 1) заказное письмо 1 р. 80
                               2) заказное письмо 1 р.
 
16.03.1952
       Вчера мама мне проиграла 15 рублей (говорила, что по литературе есть премии в 200 тысяч). Сегодня мама проиграла еще 15: будет ли в кино до начала сеанса маленький экран с киножурналом на эстраде. Кроме того, с нее 2 галстука – ко дню рождения.
 
22.03.1952
       Жуткое нахальство. Мало того, что мама поет – надрывается в кухне и в коридоре, так она еще заходит сюда, свистит над самым ухом и заливается по-соловьиному приторным самодовольным голосом. Видит, что мешает мне работать, но не может остановиться. Ей кажется, что ее голос, раз он ей приятен и люб, не может доставлять никому неприятностей.
       Стоит, сложила руки на груди и поет, задрав голову кверху. Через минуту другая поза – руками облокотилась о стенку в кухне, повернулась лицом в сторону моей комнатки и услаждает меня своими соловьиными трелями.
       Позже – вытянув правую руку вперед, расставив ноги, для устойчивости – лицом к окну. Как оперная певица.
       Ах, сколько самодовольства и просто довольства. Но стоит прийти Бебочке, как она с грустным лицом: любит, чтобы возле нее бегали, суетились. На меня это не действует, поэтому она уже перестала передо мной строить гримасы, но [...]
 
06.04.1952
       Дорогие мои папочка и мамочка!
       Вчера Вовочка взял у меня неоконченное старое письмо к Вам, которое я собиралась уничтожить, и отправил его. Так как мне стыдно за него, то вдогонку пишу другое.
       За эти несколько дней произошли важные события. Мы получили телеграмму о том, что 31/III Оличка родила доченьку. Из телеграммы видно, что роды были лёгкие. Подробностей о ней и ребёнке ещё не имеем. Она всё время мечтала о девочке и теперь я себе представляю её радость. Мама в феврале отправила им посылку с детским приданным. Готовила в течении месяца. Всё было так красиво, нарядно и нежно, как будто предчувствовали, что для дочки. Итак, «в нашем полку прибыло». «Мазл тов!»
       Папочка приехал с курорта 30/III. Он отдохнул и поправился. Лечился. Результатов пока не видно, но они проявятся позднее. Хоть там было скучно, но он не жалеет, что поехал. Сейчас папа снова уехал – в командировку в Кизел. Мы опять остались в прежнем составе.
       Когда папа дома, так они с мамой спят с Сашенькой и папа встаёт к нему ночью, а когда папа уезжает, то мы с Вовой спим с Сашенькой в одной комнате. Ночью он спит неплохо, но иногда просыпается и приходится его качать.
       Кушать стал несколько лучше. Любит молоко, а также соисную пищу. На лошадь сам влезает, сам слезает с неё. А вот на велосипеде (что папа ему привёз из Москвы ещё осенью), не умеет кататься и боится. Думаем, что к лету он научится. Мама ему сшила платьишко из сурового полотна на лето – очень хорошенькое.
       На днях он спрашивает: «Баба, а в Петровске (Днепропетровске) река как называется?» И теперь знает, что «Днепой» (так он выговаривает). Никто ему не говорил, что в Днепропетровске есть река. Это он догадался по ассоциации с Камой.
       Вовочка много работает. Ему, бедному, надоело.
       […]  
 
05.05.1952
       Сегодня был в университете на защите дипломных. Показал Фрадкиной окончательный вариант статьи. Она скромно заметила, что напрасно я указал на фамилии молодых (там была и ее фамилия) и еще что-то, я не расслышал. Больше у нас разговора не было. Первый раз (на черновик) она лучше реагировала, дольше и внимательней читала. Но чувствую, что ей польстило упоминание в статье о ней.
       Защита была вялой. Видимо, к этому на кафедре привыкли. Сидят над 6 дипломными с 1 до 7, путают дипломников, сбивают вопросами, а потом выносят им, захлебывающимся от восторга, оценки. Не было ни одной подкованной защиты, хотя в некоторых дипломантах чувствуется уверенность и знания.
       После защиты я побывал у Ивана Михайловича. Он постарел немного, но от этого стал еще величественней. Красивый, умный старик. Сидит один в кабинете. Я поздоровался. Он первый протянул мне руку, пригласил сесть. Сразу же спросил, где я работаю, затем разговор перешел на университет. Я отметил, что кабинет переместили и что я об этом узнал из газеты. Он охотно поддержал разговор на эту тему. Даже с некоторой запальчивостью стал рассказывать мне о предыстории статьи. Чувствовалось, что у него это наболело.
       –       Вот видите, – начал он, - мы прославились. О нас уже пишут в газетах. - Он говорил сначала осторожно, но с явной горечью.
       –       Когда появилась статья, мы собрали кафедру, совместно с ректором. Спрашивали Фр. Леонтьевну, что ей нужно, чего не хватает. Пришлось ей поплакать. Клялась, что она не при чем. Но ведь сама рассказывала, непонятно о чем говорила, чего добивалась. Витиеватость. Сумел корреспондент передать ее витиеватость.
       Я дал ему статью. Статья поглотила его целиком. Когда вошла 5-курсница - дочь Рождественской, он даже не обратил внимания, что она там лепетала:
       –       Я спешу, мама говорила, чтоб вы проверили, - и так далее.
       А когда она стала ему сильно надоедать, сказал:
       –       Мне сейчас некогда, - и продолжал читать дальше.
       Когда он закончил, сказал:
       –       Удачно! Правильно вы указали, что есть более подходящие кандидатуры для заметки, чем Фр. Леонтьевна. Справедливо написали. Оказывается, у вас еще литературный талант. - С этим он пожал мне руку и добавил, уходя на какое-то совещание, - желаю вам удачи!
 
06.05.1952
       Вовочка!
       Бебочке нужно встать в 4 часа утра. Постарайся разбудить её в это время.
       6/V-52 Нюся
      
18.05.1952
       Начались госэкзамены. Но вечером я укачиваю Сашеньку. Вот и сегодня, как всегда, я его качал полтора часа. А Беба в это время ушла гулять с Борей...
       Когда ей пришлось однажды укладывать ребенка, она так и не смогла его усыпить. Мамы и папы не было: они гуляли. Мне стало жаль Бебу, я пришел и усыпил. А она рада. Пошла гулять, в то время как я от своего куцего времени отрываю часы на Сашеньку в ущерб экзаменам.
       Сейчас 11 часов вечера. Бебы еще нет. На вокзал провожать Борю поеду тоже я. Один. В половине 5 утра.
       А когда сегодня Белла сказала, что Сеня не хочет с ней идти в кино, я заметил, что в кино никогда не отказался бы. Папа сказал с иронией: «Я знаю, ты в кино не прочь пойти».
       За время пребывания Нюси я один раз был в кино. Беба дважды. За весь месяц! И меня стоит еще упрекать!
       Боря говорит Бебе при мне такие сальности: (она ему сказала, чтобы не держал руки в карманах) «Там у меня твердая игрушка. Можешь пощупать. Положи руку в карман и ты увидишь». А она, ничуть не смущаясь, отвечает: «Твоей игрушкой ты меня не прельстишь. Я ее достаточно знаю. Мне ведь пришлось делать уколы».
      
       Как-то я лег в кровать, со мной легла Беба, потом и Боря пришел. Он сказал: «Ты должна лечь посредине». Она как-раз не легла. Но когда лег Боря, она положила на него ногу, через меня. И это на виду у родителей. Теперь они ей устроили прогулку с Борей.
       Вообще, они поощряют любые вольности с ее стороны. Но мне не дают выговорить и слова с кем бы то ни было, если это женщина. Следят за каждым моим движением. А потом, сюсюкая, разглагольствуют о том, что я, например, разговаривал с соседкой или что она почему-то меня звала: «здесь что-то нечисто» и т.д.
 
24.05.1952
       Приехал из университета.
       –       Где мама?
       –       В театре.
       Она не пропускает ни одной постановки. А если нам с Бебой нужно пойти в кино, идут долгие разговоры и стоны, прежде чем она нам отпустит деньги.
       Вчера был, кстати, такой случай. Я подошел к буфету и нашел маленький кубик – 1/20 плитки шоколада, вываленный в пыли (надо сказать, что аккуратностью мама не отличается). Этот крохотный кусочек шоколада лежал не в Сашенькином отделении, а что не там, то не для него. Я не знал, что это умышленно сделано – приманка для меня – и съел шоколадку.
       Пришла мама и сразу же кинулась туда – проверить.
       –       Где это шоколад, что здесь был? – И принялась с подчеркнутой тщательностью искать.
       Я сказал, что поел. Она пришла «в ужас»!
       –       Что теперь будет? Что я Саше дам? Была единственная шоколадка и надо было ее съесть!
       Я сказал, что взял ее не в Сашином отделении и что она была грязная, но мама продолжала свои упреки.
       –       Ты знаешь, шоколад только для Саши. Мы никто не кушаем шоколада.
       Таня подошла к Сашиному отделению и вынула целую плитку шоколада. Маме стало неудобно, и она замолчала.
       А вчера я узнал, что плитка стоит 2 рубля 25 копеек. Так что тот кусочек, что я съел, стоит не больше 20 копеек! А магазин здесь под нами. Руку протянуть – и все будет.
 
       Сегодня мама мне дала поручение пойти за молоком. Я попросил приготовить мне бутылки и деньги. Мама сказала:
       –       Я не могу даже разговаривать, не то искать. Я еще сегодня днем не спала.
       Каждый день днем она спит 2-3 часа, как и Сашенька. Ложится она, правда, в 11 часов ночи, но встает в 10 утра. Папа и Беба раздули историю с ее болезнью до колоссальных размеров, так, что даже с ребенком она больше 3-х часов «не в состоянии пробыть».
       Мои родители не меньше (если не больше!) ее больны. Но они трудятся не покладая рук и не хнычут, и не выкидывают коников...
 
25.05.1952
       Мамино нахальство и эгоизм не поддаются описанию. Взять такой курьезный пример. Я приготовился идти в уборную. У самого входа в нее мама меня остановила:
       –       У тебя есть какая-нибудь бумага?
       Я ей отдал свою и она перед самым носом у меня захлопнула дверь в уборную.  
 
26.05.1952
       Саша плакал. Я сказал ему: «Ты так воешь, как коровка». Вошла мама: «Скажи ему: коровки не воют, волки воют». Мама всемерно старается подорвать у ребенка мой авторитет.
       Папа уехал. Папы нет. Теперь даже посуду мама не хочет мыть. Беспрерывно она жалуется. Ходит с завязанной головой. Когда Беба взялась подметать, она лицемерно сказала ей: «Я сама!», но даже с места не сдвинулась, хотя Беба опаздывала на работу. Фальшь во всем.
       Мама очень себя любит. По три часа спит днем, по 10 ночью. Регулярно посещает театры, кино, любит поболтать с соседями.
       Вчера я вышел из комнаты и застал следующую картину: мама стояла на цыпочках, приложив ухо к двери – подслушивала телефонный разговор соседки. Как это все мерзко и противно. Человек страдает от безделья и не любит трудиться. Поэтому и залезает в чужую душу.
       Прибыла телеграмма Сошкиным. Почтальон попросил маму передать ее им. Мама и тут подсмотрела, чуть приоткрыв наклейку: а что там написано?
       Приходит она после того, как погуляет с Сашей на улице, стонет: «За три часа я даже не присела». А ведь с Сашей гулять большое удовольствие, особенно летом, когда так хорошо на улице. Не пойму я ее. Она живет тем, что доставляет неприятности другим. Мне она не жалуется, передо мной не ходит с завязанной головой: знает, что меня не проведешь. А Бебу и папу она берет этим. Они все за нее делают, а она лежит в это время и читает. Ничего не скажешь, умеет жить за счет спокойствия и отдыха других.
 
04.06.1952
       Вчера во время обеда зашла речь о Динке.
       –       Она поправилась. - Сказала мама.
       –       Потому, что ее питают. Два члена семьи решили приложить все усилия, чтобы поправился третий. И они этого достигли. - Произнес, с обычной для него запальчивостью, папа.
       Бебы не было. Весь разговор адресовался ко мне. Чтобы я примирился с мыслью о дифференцированном питании для Бебы.
       Мама столуется давно уже по диете. Беба иногда получает особую пищу. Раньше это случалось ночью. Я обычно отказывался кушать. Тогда мама ставила на стол колбасу и другие вкусные вещи. Теперь я перестал отказываться и вкусного больше нет...
       За последние дни мама с папой купили сотню яичек по очень дешевой цене, не в магазине. Вчера на завтрак впервые мама предложила мне... яичко. Яички маленькие. Одним яичком ребенок (крохотный) не накушается.
       К счастью, яичко оказалось порченное. Мама мне дала другое.
       –       Кошкам не давай, - предупредила она меня, но я предпочел съесть сам: у меня желудок крепкий.
       Сегодня мама предложила мне остатки кабачковой икры – то есть то, что было на банке. Я долго шкрябал, пока удалось соскрести ложечку чайную икры...
       Если не считать обеда, вся моя дневная еда состоит из таких капелек пищи. Если бы не чай (и хлеб!), то ходил бы всегда голодный – без этого иногда не обходится.
       В доме нет туалетного мыла. Я занял немного денег у студентов. На них я уже купил себе однажды покушать во время печального госэкзамена за 3 рубля. На три рубля (мама обещала возвратить!) Сашеньке молоко, на 2 рубля брошюры, на 5 рублей «Знамя» с окончанием «9 вала» Эренбурга, раз 7 проехал в трамвае, покупал конверты, которые мама тотчас же у меня перехватывала.
       Партвзносы и профвзносы я так и не смог уплатить со стипендии. Лезвия я уже 2 месяца не могу купить и бреюсь тупыми (один раз папа, смилостивившись, выделил один ножик).
 
       Я провалил госэкзамены по основам. Один на весь курс. Причем глупо и незаслуженно. Сарра Яковлевна обещается хлопотать в министерстве, Санникова – перед Мокеевым и в министерстве. Студенты переполошились, принимают участие. Я убит и подавлен. Родители и Беба первое время были расстроены или хотя бы вид делали, но теперь они уже примирились с происшедшим. Заставляют меня опять ходить за молоком, кормить и усыплять ребенка и прочее.
 
07.06.1952
       Как-то раз Бебе нужно было написать письмо. Она попросила у папы бумагу. Он вскипел:
       –       Что ты у меня просишь? Тонны бумаги я принес!
       Это было небольшим преувеличением. Папа обеспечил меня бумагой на дипломную, причем, на один экземпляр у него не нашлось односортной бумаги, получилась каша, а покупать он мне не давал: «Денег нет, а я принесу». Теперь к госэкзаменам у меня ничего не осталось. А он подвел Бебу к столу и сказал, подавая ей последние листки бумаги, вырванные из старой тетрадки:
       –       Вот, пиши!
       Это был жест хозяина, который обеспечил своего вассала всем и властен распоряжаться своим добром. Я промолчал тогда, а когда Беба получила деньги, попросил у нее 10 рублей. На эти деньги купил 1000 листов бумаги формата машинописи, да еще у меня осталось. Избавь бог от таких благодетелей, как папа!
       Когда мне печатали машинистки у него на работе, они все недоумевали:
       –       У нас есть столько бумаги, а Д. И. вам дает плохую и разную. В крайнем случае он потом мог бы откупить и вернуть, если боится брать из учреждения.
       Потом угрызение совести в нем таки заговорило. Он договорился (когда работа была уже испорчена!) с лучшей машинисткой. Он переплел мне работу. Но это уже делалось для очистки совести. Ведь недаром, позже я увидел, что мама заворачивает Боре на дорогу котлеты в прекрасную бумагу, которой у нее есть пачка, а печатать мне не на чем было!
       После дипломной я попросил бумагу. Папа мне принес тетрадь. Но через 2 дня забрал ее, ничего не сказав мне даже. Ему понадобилось вести конспекты – он подошел к моему ящику и забрал ту самую тетрадь, что принес мне накануне.
 
08.06.1952
       Мама дала мне грязное полотенце – я собирался мыться в ванной. Я сказал ей:
       –       Ведь у меня есть свое. Я могу своим вытереться.
       Мама ответила:
       –       Твое – чистое (я неделю уже им вытираюсь), а это – нет.
       Нет предела моему возмущению.
       Когда пришла Беба и поинтересовалась, почему в ванной лежат 2 полотенца, я ей объяснил и передал весь мой разговор с мамой.
       –       Нечего клеветать! Ты уже не знаешь, что выдумать. Так не говорят, так не поступают, как ты это изображаешь. Никто не даст тебе грязное полотенце. Для этого есть простыня. Тебе дали его для ног. Я спрошу маму, говорила она тебе, чтоб ты вытерся грязным полотенцем.
       Она не спросила, так как сама знает, что мама может это сказать, или, вернее, не может не сказать этого.
       Сегодня Беба сама мне сказала аналогичную, хотя и не столь зловредную фразу. Я выгонял мух. Она спросила:
       –       Куда ты их гонишь? В кухню?
       –       Мне они не дают заниматься.
       –       Ничего тебе не сделается. Лучше пусть они будут у тебя, чем в кухне.
       В связи с этим я ей напомнил, что в каждом слове ее родителей слышится непреднамеренное, но убежденное умаление меня. Причем, эта линия принимает подчас смешные формы.
       Вчера Сашенька попросил:
       –       Папа, я хочу в твою комнату.
       Я ответил ему:
       –       У меня нет комнаты.
       Папа стал убеждать Сашу:
       –       Та комната мамина и папина.
       Так несколько раз был повторен вопрос и папины комментарии к моему ответу.
 
       Как-то раз я сказал, когда Сашенька баловался, перебил посуду:
       –       Я его воспитаю.
       –       Что это за «Я»? - переспросил папа. - Ты что, один? У тебя есть жена – его мать. Она ведь тоже имеет на него право.
       –       А ты разве правильно сказал? - заметила мне сейчас Беба.
       –       Я ничего этим не думал.
       –       Ты всегда не думаешь, а другие думают.
 
       Однажды кто-то спросил у меня (из соседей) какую-то книгу. Я ответил:
       –       У меня в библиотеке ее нет.
       Папа тут же, не стесняясь посторонних, сказал:
       –       Что это за «моя библиотека»? В этой библиотеке половина Бебиных книг.
       Беба подала реплику, когда я ей сегодня рассказал про это:
       –       Я-таки не чувствую себя хозяином библиотеки. - Она обижается, что я ей не даю рвать и раздавать книги.
       Во всем сказанном чувствуется общая тенденция: боязнь, как бы Бебины интересы не были мною ущемлены. Но в отличие от тактичных людей, которые тоже могут бояться, но умеют этого не говорить, здесь мещанское высокомерие показывает свои уши. Поэтому я и слышу такие разговоры.
 
09.06.1952
       Что такое лицемерие?
       Беба похудела. Беба слаба. У нее кружится голова. Она взяла Сашеньку и чуть не упала с ним. Беба жалуется, что у нее все ломит. В связи с этим я натолкнулся на тройное лицемерие.
       Беба пришла, мама плакалась:
       –       Ей тяжело с Сашей.
       Вчера и в другие дни она ее заставляла убирать, мыть полы (после работы!), а потом ушла с папой в кино и оставила Бебу с Сашенькой. Теперь, когда она увидела слабость Бебы, вдруг к ней пришло сердоболие. Она взяла Сашеньку, дала Бебе яички...
       Потом она зашла ко мне и попросила:
       –       Ты на нее подействуй, чтоб она шла к врачу, наши слова для нее пустой звук.
       Я пошел, стал уговаривать Бебу, что надо лечиться. Беба стала плакать. Мама набросилась на меня (как всегда косвенно), стала кричать:
       –       Какую ты пользу получишь от пищи, если будешь плакать? Всегда тебя доводят до слез!
       Через пару минут она и сама принялась Бебу пилить:
       –       Иди к врачу! Сколько можно говорить!
       Беба продолжила плакать. Она к тому времени еще не поела. Но я молчал, ругая в душе мамино ханжество и [...]
       Третий факт имеет давнюю историю. Когда шла речь о том, чтобы нам поехать летом в Днепропетровск, мама и папа сказали, что им нужно на курорт, а Беба побудет с Сашенькой дома, возьмет отпуск и проведет его здесь. Теперь мама говорит:
       –       Тебе надо на курорт. Я давно об этом говорю. Целая семья может обеспечить отдых одному человеку. Ты должна отдохнуть и поправиться.
       Логики здесь никакой, никакой последовательности, искренности и честности.
 
10.06.1952
       Все дни экзаменов на первый и второй завтрак почти ежедневно я кушаю чай с хлебом и повидлом. Кроме обеда ничего сытного за весь день. Обед обычно бывает у нас в 8-9 вечера.
       Пару раз мама угощала меня яичницей... из одного яичка. Зато меня каждый день информируют, обычно во время обеда, что я поправился и противопоставляют мне Бебочку, которая похудела и которую нужно питать. Это помимо прочего делается, для обоснования неравного отношения ко мне и к ней. Ей дают молоко, масло, яички в неурезанном виде. Это хорошо. Но причем здесь я и моя поправка? Ко всему надо сказать, что это ложь. От чего спрашивается мне поправиться?
       Вчера и сегодня нет света, так даже чай нельзя согреть. Я кушал хлеб с повидлом (кстати, тончайшим слоем намазанный – самому мазать мне не доверяют – я могу разорить!). На второй завтрак – хлеб с солью и кусочком завалявшегося в ящике гнилого лука. А в доме есть не меньше 2-х килограмм сливочного масла, не менее 50 яичек, куриного жира 2 банки (поллитровых); банка маргарина, две банки повидла, мука и многое другое. Запасы... Как раз, чтобы мне голодать!
       Беба мне дала деньги на лезвия. Пойду и использую их, - куплю себе что-нибудь покушать. Трудно готовиться, когда голод за душу хватает и когда изжога мучает от сухой и черствой пищи. А ведь у меня мучительное время. 1 экзамен провалил. Второй нужно сдать на 5, а я не успеваю... Приходится отвлекаться и для дома.
 
15.06.1952
       Пришла сегодня Белла. У нее годовщина свадьбы. Долго обсуждали вопрос, что ей купить и сколько денег потратить. Решили не больше 20. Для виду спросили и меня, но я отказался вмешиваться в эти ханжеские расчеты. Долго все сокрушались: могли задержаться лишние деньги, так их приходится выбрасывать на подарок.
 
       Мы кушали. Обед сварен на два дня. Мама не доела и выбросила
остатки из своей тарелки в кастрюлю – на завтра.
       Первое время она эти штуки делала тайно от меня (все остальные знают и одобряют). Кроме моей тарелки все остальные сливались. Потом, когда я это заметил и сказал Бебе, мама стала сливать только с Бебиной тарелки. Сначала тайно, дальше при мне. Теперь она уже открыто (не первый раз), сливает помои со своей тарелки и дает наутро мне их кушать. Приходится терпеть. Бебе скажи – обидится, что я осуждаю ее маму. Сделать замечание – они все на меня набросятся. Ладно уж, не долго осталось терпеть.
 
28.06.1952
       Мама с папой, Сашенька и Таня вчетвером получили 80 яиц в магазине по 7 рублей десяток. К тому же у нас был запас в 40 яиц от прежней покупки. Казалось бы, что во время госэкзаменов, когда ничего в доме нет другого, я могу взять на второй завтрак пару яиц. Не раз бывало, что не дождавшись, пока мама даст мне покушать, я пил чай с хлебом. Целыми днями – утром днем и вечером (кроме обеда) – чай, чай и чай!
       Так однажды я и поступил: сделал себе яичницу из двух яиц. Мама гуляла с Сашей. Когда она пришла и увидела меня за едой, она только закусила губу – ничего не сказала. Но теперь она стала предупредительной. Она, не дожидаясь больше пока я проголодаюсь, сама приносит мне завтрак. Иногда по качеству это неплохой завтрак, но в таких мизерных количествах, что, естественно, я не могу накушаться.
       Так однажды она мне приготовила чудесное блюдо – котлетку. Но это была двадцатиграммовая котлета, втрое меньше, чем съедает за один раз Сашенька. Я был голоден, к тому же мне нужно было ехать на собрание в университет и на консультацию по русскому языку. Мама гуляла с Сашей. Я взял себе 2 яичка. Когда мама подоспела – я еще кушал. Она имеет обыкновение раскрывать дверь комнаты, где я работаю, настежь и внезапно. Так она сделала и на сей раз. Увидев меня за яичками, она густо побледнела и, ничего не сказав, хлопнула дверью, вышла.
       На другой день она ушла в 2 часа дня, не приготовив мне даже завтрак. Я удивился. Когда я подошел к ящику с яичками, увидел, что все они пронумерованы карандашом. Это была хитроумная арифметика – цифры были написаны не подряд, а по какому-то коду. Причем, крупные яйца помимо цифры, имели на себе пометку «+», а мелкие «-».
       Я взял 3 яйца с плюсами, умышленно, чтобы проверить свое предположение, что это счетные, а никакие другие цифры.
       Результаты сказались в двух видах:
       1)    Она на меня смотрела сердито, после того как проверила (!!) содержание ящика.
       2)    Бебу она спросила: «Что ты сегодня ела на завтрак?», меня же – нет, так как знала, что я ел яйца и даже в каком количестве. Значит, ее подсчеты имели ясно выраженную цель – контроль над съедаемым мной.
 
29.06.1952
       Беба не доела жаркое. Мама схватила тарелку, побежала с ней в кухню и вылила в кастрюлю. Потом позвала:
       –       Таня, иди кушать! - и набрала оттуда.
       Обед на два дня. Все объедки Бебины, свои и папины мама сливает в общий котел. Мы с Таней представляем исключение.
 
       Мамины заработки.
       Вчера утром я достал билеты в кино. Мама настаивала:
       –       Себе бери только дешевый билет, а мне, если не достанешь дешевого, возьми подороже.
       Мне удалось достать оба дешевые, по 3 р. 50 коп., вместо 5-6 рублей, как предполагалось, по крайней мере для мамы. Это честный заработок. Заработок – экономия.
       Теперь о нечестном заработке. Мы зашли в кафе, где продавалось мороженное. Маленькие порции по 50 грамм – по рублю. Мама, хотя ей очень хотелось еще, взяла на двоих только 100 грамм. Это ей должно было стоить что-то около 2 рублей. Когда мама расплатилась и мы вышли, она призналась мне:
       –       Эта продавщица не умеет считать, она передала мне целый рубль! Итак, рубль мы заработали.
       Вот они, мамины заработки! А она всегда любит выставлять свою честность: я, мол, никогда не говорю неправду, я, мол, никогда не позволю себе подлости.
       Я вспоминаю с этим в связи один случай, когда мама дала нам всем обед с мясом и заправленный гусиным жиром, а Тане – одни помои, хотя Таня и готовила обед. Даже папа тогда возмутился и настоял, чтоб и Тане было дано, как всем.
 
       История с основами.
       Второй и третий предметы я сдал на «хорошо», но несмотря на это, мне предстоит сдавать все три предмета осенью. Это страшное дело, большая рана моему усталому терпению.
       На литературе меня умышленно провалила Санникова. Она выполнила свою подлую роль до конца, путала меня, сбивала, а потом двурушнически, когда члены комиссии стали спорить: один настаивал на отличной мне оценке, другой – Мокеев – на посредственной!!, она лицемерно отстаивала «хорошо». И потом еще говорила мне:
       –       Это я такая незлопамятная. Сумела добиться справедливой отметки, хотя вы этого не заслуживали.
       При объективном подходе я, конечно, заслужил по литературе пятерку, но комиссия, за исключением Захарова, была настроена против меня.
       Получив «хорошо» я расстроился, пришел удрученный. Тем более, что Санникова, которая раньше била себя в грудь и заверяла меня:
       –       Я возьму вашу дипломную, пойду к ректору, к Мокееву. Ведь она переросла рамки дипломной! Ведь такой дипломной еще не было у нас в университете! Я пошлю ее в министерство, если здесь не удастся ничего сделать, но я уверяю вас, что добьюсь, чтобы вам разрешили повторную сдачу. Русскую литературу вы сдадите на отлично.
       –       А если нет? - спросил я.
       –       Все-равно буду добиваться.
       Эти слова были иудушкиным лицемерием, специально направленным на то, чтобы усыпить мою бдительность. И я-таки поверил, успокоился.
       Когда же пришли экзамены, она сделала все возможное, чтобы у меня не было пятерки.
       –       Я специально задавала вам так много вопросов, чтобы выявить ваши знания и дать вам возможность развернуться. Не моя вина, если вы не использовали этой возможности, - сказала она мне.
       Спрашивала она так: я расскажу все, что нужно, а она временами слушает, временами перебивает и вдруг вопрос: «А вы пропустили такое-то постановление ЦК, такую-то резолюцию, в связи с чем она вышла, что ей предшествовало», и т.д.
 
30.06.1952
       Когда я после экзаменов попросил Санникову похлопотать обо мне, она возразила:
       –       А с какой это стати я должна за вас хлопотать? Сами хлопочите.
       Кроме того, что самое ужасное, я узнал от Санниковой и от лаборантки Маши, что председатель комиссии Мокеев, явно несправедливо и необоснованно, когда другие члены комиссии поставили мне 5, настаивал на «посредственно». Все это меня ужасно расстроило. Я пришел убитый горем, опустошенный, бледный, разбитый всем пережитым.
       Вместо утешения и поддержки, мама и папа на меня набросились с упреками, как самые злейшие враги. Они вспомнили мне прошлый и позапрошлый год:
       1.    Мы говорили тебе: «Не спорь с Санниковой». Ты нас не послушался.
       2.    Мы говорили тебе: «Не езжай домой во время каникул», - ты нас не послушался.
       3.    Мы говорили тебе: «Не пиши большую дипломную, напиши как-нибудь», - ты и в этом нас не послушался.
       4.    Мы говорили тебе: «Не верь Санниковой, а хлопочи сам» - ты нас не послушался.
       5.    Мы говорили тебе еще в году: «Занимайся, а не фотографируй», - ты поступил по-своему.
        И т.д., и т.п.
        Это было тогда, как я вернулся из университета с вестью о «хорошо» по литературе и с головной болью.
        За обедом обедал я один, а мама и папа с двух сторон меня шпиговали. Я чуть не подавился.
        Когда я сказал Бебе, что друзья и близкие так не делают, она встала на их сторону. И защищала их теми же словами, которые я тогда услышал от них самих: куй железо, пока горячо – таков смысл их.
       –       Тебе надо говорить, когда тебе болит, а потом ты забудешь и будешь опять делать как тебе вздумается, а не как тебе советуют.
 
        Накануне того дня, когда я написал письмо в министерство, мама спросила:
       –       Почему ты никуда не пишешь? Чего ты ждешь?
       За меня ответила Беба, которая знала мои планы:
       –       Он боится, что если разрешение пересдавать придет раньше того дня, когда ему сдавать последний экзамен, его могут умышленно провалить, чтобы не допустить пересдачу.
       Это объяснение тогда маму удовлетворило. Теперь же, когда ответное письмо не прибыло, а экзамены уже сданы, она, как всегда в таких случаях, говорит:
       –       Я ведь тебе говорила, не жди, а пиши в министерство! - нет предела ее ханжеству!
       Дальше. Я сказал маме, что, очевидно, придется поехать самому в Москву. Она остолбенела:
       –       Как так ехать? Это шуточки?
       Немедленно созвонилась с папой – он в Кизиле. Папа, как всегда, если речь заходит о денежных вопросах, говорил сердито и злобно: «Слушай меня! Никуда ты не должен ехать. Пиши телеграмму. Ехать не по средствам. И кроме того, это ничего не даст». «Ты всегда привык поступать по-своему». «Нам не о чем больше говорить, поступай как знаешь!» и повесил трубку.
       Я решил предварительно поговорить с Волиным. Маме я сказал, что позвоню, если поеду, из университета, чтоб она смогла достать билет (у нее знакомство). Мама очень была недовольна, советовала писать телеграмму, подробную, сколько бы это ни стоило, все ж дешевле, чем дорога. Но прямо отказать ей было неудобно, и она вынуждена была, скрепя сердце, согласиться на мою поездку.
       В университете, когда я поговорил с Волиным и узнав, что Горовой – член госкомиссии – уезжает и Санникова тоже, решил не ехать. Написал текст телеграммы, показал Волину. Он одобрил. Тогда я поехал домой за деньгами.
       Показал текст маме. Она в ужас пришла:
       –       Кто пишет такой текст? Это не телеграмма, а письмо! Над тобой будут смеяться!
       Я сказал, что текст одобрил Волин и Бебочка.
       –       Ну, значит они лучше знают. Лично я такого текста не писала бы. И потом, надо выбросить некоторые слова. Надо выбросить все связки.
       Я ответил, что оставил только необходимые связки и что без них будет неясен смысл. А когда я спросил, как же по ее мнению надо составить телеграмму, она уклончиво (и опять ханжески) ответила:
       –       Раз тебе советовали Беба и Волин, то мое мнение ни к чему. Ты все равно не послушаешься. - И так и не сказала, что она от меня хочет.
       Я понимаю, что ей жалко было денег, но об этом прямо сказать нельзя и она бродила около. Зато она мне сказала, бесподобную по своему лицемерию фразу:
       –       Я ведь тебе советовала: езжай лучше сам. Так ты не послушался моего совета. Телеграмма ничего не даст. Нужно было ехать самому.
       Я всего ожидал, но этих слов, даже от мамы, ожидать не мог. Теперь, когда она увидела, что поездка уже не состоится ввиду позднего времени (завтра выходной, а я не успею вернуться из Москвы так, чтобы застать членов комиссии на месте – из этих соображений я решил не ехать), она нагло настаивала, чтобы я ехал и приписывала себе эту мою идею с поездкой. Теперь она была щедрой, больше меня самого, преданней, чем я сам.
       Мне вспоминается случай с нашей соседкой Валей. Она больна туберкулезом. Когда ее поселили к нам, мама была вне себя от горя. Когда она уезжала, мама была вне себя от счастья. Сколько раз мама намекала Вале, чтоб та перебиралась от нас. В этом мама была права, я ее не осуждаю. Но зачем было говорить потом, когда Валя уже уходила с вещами: «Ну что вы от нас ушли? Разве вам было плохо с нами? Кто вас надоумил сделать такую глупость? Я что ли вас не хотела, мне что ли было в тягость, что вы здесь жили?».
       Так было и со мной. Меня взорвало:
       –       Хорошо, если вы настаиваете, я еду! Приготовьте мне чемодан, белье. Я еду немедленно.
       Мама была сражена ею же приготовленным оружием и долго не могла сказать ни слова. Потом, наконец, нашлась:
       –       Где я теперь достану билеты? Надо было раньше думать. Уже все закрыто.
       –       Я поеду сам, с вокзала.
       –       Ты не достанешь билетов. Это тебе не зима. Теперь все едут. И потом, не сразу ведь и приготовишь все на дорогу. Надо было меня предупредить заранее.
       Я был удовлетворен тем эффектом, которого неожиданно добился и больше с ней об этом не разговаривал.
 
02.07.1952
       ДИПЛОМ

       Нагр. знак выдан. Удост. № 1879 от I/VII-52
       /печать//подпись/

       ДИПЛОМ
       Г № 905451

       Предъявитель сего тов. Гельфанд Владимир Натанович
       в 1949 г. поступил и в 1952 г. окончил полный курс
       историко-филологического факультета Молотовского Государственного Университета
       по специальности русский язык и литература
       и решением Государственной Экзаменационной Комиссии от 4 июня 1952 г.
       ему присвоена квалификация научного сотрудника, преподавателя ВУЗа и средней школы.
Председатель Государственной Экзаменационной Комиссии /подпись/
Ректор /подпись/
Секретарь /подпись/

       Город Молотов, 2 июля 1952 г.
       Регистрационный № 222
       
       ПРИЛОЖЕНИЕ К ДИПЛОМУ № _____
       ВЫПИСКА ИЗ ЗАЧЕТНОЙ КНИЖКИ (без диплома недействительна)

       Тов. ГЕЛЬФАНД Владимир Натанович
       За время пребывания в Молотовском государственном университете
       имени А. М. Горького с 1949 г. по 1952 г. сдал следующие дисциплины:
       
1. Основы марксизма-ленинизма Хорошо
2. Политическая экономия Отлично
3. Диалектический и исторический материализм Хорошо
4. История философии Посредственно
5. Всеобщая история Отлично
6. История СССР Посредственно
7. Иностранный язык /английский/ Посредственно
8. Латинский язык Хорошо
9. ПЕДАГОГИКА Посредственно
10. Введение в языкознание Зачтено
11. Старославянский язык Посредственно
12. Современный русский язык Посредственно
13. Русская диалектология Зачтено
14. История русского языка Посредственно
15. Украинский язык Хорошо
16. Польский язык Хорошо
17. Введение в литературоведение Зачтено
18. Русский фольклор Зачтено
19. История русской литературы Отлично
20. История литературы народов СССР Хорошо
21. Зарубежная литература Отлично
22. Теория литературы Зачтено
23. История русской критики и журналистики Зачтено
24. Спецкурс "Творчество Пушкина" Зачтено
25. Спецкурс "Советская литература послевоенных лет" Зачтено
26. Спецкурс "Творчество Маяковского" Зачтено
27. Спецкурс "Историческая стилистика" Зачтено
28. Спецсеминар "Произведения лауреатов Сталинских премий" Зачтено
29. Спецсеминар "Творчество Горького" Зачтено
30. Семинар по русской литературе Зачтено
31. Методика преподавания русского языка и литературы Зачтено
32. Педпрактика Зачтено
33. Логика Зачтено
34. Физвоспитание и спорт Зачтено
35. Психология Зачтено
       
Дипломная работа на тему:
"Роман "Буря" Эренбурга" Отлично
               
Государственные экзамены:
1. Основы марксизма-ленинизма Посредственно
2. История русской литературы Хорошо
3. Современный русский язык и его история Хорошо
 
/печать/

Ректор Молотовского госуниверситета им. Горького /В. Тиунов/
Декан историко-филологического факультета /А. Антонов/
Секретарь факультета /М. Пачгина/
 
       1952 г.
       г. Молотов




07.07.1952
       СССР
       МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ
      
       НАГРУДНЫЙ ЗНАК
       ДЛЯ ОКОНЧИВШИХ УНИВЕРСИТЕТ
       УДОСТОВЕРЕНИЕ № 1879
      
       Настоящее выдано гр. Гельфанду Владимиру Натановичу окончившему Молотовский Государственный университет по историко-филологическому факультету (Диплом № 905451 от 4/VI-52) в том, что он имеет право ношения нагрудного знака для окончивших университет, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 сентября 1945 г.

       Ректор университета                /подпись/
       7 июля 1952 г.
 
       Печать: Министерство Высшего Образования СССР
                    Молотовский Государственный Университет им. А. М. Горького


09.07.1952
       Опять наступили испытания. Я предполагал, что получу направление в областное управление трудовых резервов, смогу разведать, разнюхать, прежде чем выбрать место работы, а на деле оказалось не так. Меня направили непосредственно в Александровск и теперь мне выбирать не приходится.
       Я думал, что получу деньги в университете и смогу поехать в Александровск, а если не понравится – в Москву, хлопотать, добиваться может быть перемены назначения. Но без денег ни тпру, ни ну. Брать у Бебиных родителей не хочу. Папа и так, перед самой моей, можно сказать, ссылкой, напомнил мне, что когда я не получал стипендию (5 месяцев на 3 курсе!), он на меня израсходовал 2 тысячи рублей (вдвое преувеличено, но факт горький). Теперь я даже на трамвай не беру.
       Одолжил на днях 30 рублей у лаборантки – на мелкие расходы, в надежде, что получу и отдам. Но что делать? Придется, не раздумывая идти в ремесленное. Вот что мне уготовала судьба... и моя слабохарактерность. Записался бы лучше в Петрозаводск. Все-равно семьи у меня нет. Я один, одинок, от семьи меня оторвали всё те же безжалостные руки Бебиных родителей. Беба во всем идет за ними.
 
09.07.1952
       МВО – СССР
       Молотовский
       Государственный Университет
       имени А. М. Горького
       Молотов (обл.), Заимка,
       ул. Генкеля, 1.
       «9» июля 1952 г.
       № Ъ-05
 
                                                                                                                         Справка
 
       Выдана молодому специалисту, окончившему университет, историко-филологический факультет Гельфанду Владимиру Натановичу в том, что он имеет право на получение за отпуск за июль месяц руб. 290 (Двести девяносто р.)
       На основании разъяснения НКТ от 21.VI.1933 г. выплата производится за счёт предприятия – учреждения, в которое для работы направляется молодой специалист.
 
       Ректор Молотовского госуниверситета                 (А. Букирев)
       Гл. бухгалтер                                                       (Ларионов)
 
       Печать: Министерство Высшего образования СССР * Молотовский Государственный Университет
 
10.07.1952
       Вчера у меня с Бебой был разговор. Я ей все откровенно выложил, что у меня накипело. Даже сказал про мамины пометки на яйцах и про мамины заработки, и про мамино лицемерие (разговор о поездке в министерство, разговор о поездке в Днепропетровск Сашеньки – сначала яростно доказывала, что Сашеньку надо взять, что это нечестно, некрасиво обещать и не выполнить, а потом на другой день с неменьшей страстностью – совершенно противоположное; и т.д.).
       Тогда, спасая честь родителей (честь мундира!), она стала искать недостатки в моих родителях и сделал мне совершенно несправедливые упреки:
       1.    Они не присылают Сашеньке подарков (что, однако, ложь!)
       2.    Они не помогают деньгами Сашеньке («А деньги у них есть», она, Беба, в этом уверена, «раз папа работает завхозом!» Мы приехали внезапно и застали и курицу, и прочее. «Вдвоем работают, у них есть возможность помогать»).
       3.    Тетя Аня обещала Сашеньке подарок (мама несколько раз об этом говорила) и не купила.
       После этих упреков у меня нехороший, тяжелый осадок на душе.
       Если я говорю – у меня порваны все носки, нет ни одной пары целой; если я говорю – мои балетки обносились, их надо починить, а мама пожалела 20 рублей на ремонт и даже пятерку на мелкую починку. Если я говорю – я голодаю - только в обед я чувствую себя сытым, если я, наконец, говорю, что ко мне плохо относятся в семье – у меня есть основание так говорить.
       А Беба? Со стороны моих родителей она видела только хорошее. И теперь такие упреки? Мама отдала ей свою сумку, свои воротнички, лучшие свои вещи. Все это она теперь носит и шикует. А мне здесь за три года почти ничего не пошили. Мои родители, если дарят мне, то дарят и Бебе – ровно, иногда Бебе лучшее. А здесь ей ежегодно делают подарки ко дню рождения и так просто, а мне – шиш под нос. Что говорить – чужие они мне люди. А Беба ослеплена, не видит, не хочет видеть и всегда на их стороне – против меня. И к тому же страшно несправедлива.
 
21.07.1952
       Вчера в присутствии Бори я высказал маме сожаление, что не получил денег на месте работы. Мама, без всякого стеснения, заявила:
       –       Эти деньги мне нужны будут и после твоего возвращения из Днепропетровска.
       –       Вам нужны будут? А мне? – спросил я
       –       Ну и тебе...
       Даже Боря возмутился столь наглыми претензиями мамы. Она готова вырвать у меня из горла кусок хлеба. Ей мнится, что и в Александровске она будет регламентировать мой рацион, выдавать мне по 30 копеек на проезд или на другие нужды, без которых не обойтись. Даже на воду она выдает мне 5 копеек, в то время как сама пьет только с сиропом; без сиропа – противопоказано! Ей мнится, что и там, за 200 км. от Молотова она меня будет кормить тухлыми яйцами или, в худшем случае, чаем с хлебом. Нет, этому уж не бывать!..
       Кстати, о тухлых яйцах. Когда-то они были свежие, были в изобилии, свыше сотни. Но тогда мама мне их не давала. Сама ела, Бебочке и Сашеньке выделяла ежедневно. А мне – по особым праздникам. Причем, когда я «пару раз» сам «выделил» их себе на завтрак, она поспешно их пересчитала и сделала на них метки, чтобы знать, ел ли я их и в каком количестве и, чтобы дать мне понять, что она следит за моими действиями. Если мама мне их давала, то не больше одного на завтрак! Они не заставили себя ждать, испортились от возмущения. После этого мама стала меня угощать яичками чаще. Первое время я ел. Но потом их стало невозможно кушать. Только мой организм был в состоянии вынести такую отраву.
       Она мне стала их жарить. Мне ничего не оставалось – ничего другого не было, как их кушать. Я рассказал Бебе, она посоветовала их не брать, но ни слова осуждения у ней не вырвалось. Как будто это в порядке вещей.

       Пересчет и метки на яйцах. 1 яйцо – завтрак. Тухлые яйца, яичница. Беба: «Не ешь!» 21/VII-1952 г.

09.08.1952
       Днепропетровск. Наше пребывание здесь – кошмар и муки. Теща у меня - сумасшедшая. Беба – в маму. Что они здесь творят не поддается описанию.
       Начну по порядку, с Москвы. После всех моих волнений и неприятностей там, после того как я продал билет, после нашего разговора, начались еще большие мучения.
       Первого я их встретил на вокзале. В министерствах дела до конца не довел. С секретарем Эренбурга так и не увиделся. С библиотекарем Эсфирь [...] в назначенное время не успел встретиться.
       Они билеты закомпостировали в дороге, как я их учил в минуты телефонных переговоров. И сделали очень хорошо. Но только и в этом проявился их эгоизм и барское отношение ко мне. Когда я им сказал, что у меня нет билета, они и глазом не повели. Что им за дело до меня!
       Перед встречей с ними я решил, что если они закомпостируют билеты и не захотят меня подождать, а я не смогу раньше выбраться из Москвы, то я уеду обратно в Молотов, пусть даже не повидавшись с родителями.
       У меня возник и другой вариант: предложить маме остаться в Москве пожить в Химках, а тем временем заказать билет. Но этого плана я так и не решился открыть Бебе. Она ведь больше заботится о маме, чем обо мне. Это выразилось с наибольшей полнотой и наглядностью в часы приезда их на Курский вокзал. Первым вопросом Бебы, был вопрос что я буду делать без купированного вагона. Я сказал ей, что об этом и мечтать не приходится. Они должны радоваться, что добыли плацкартные билеты. Но вот что я буду делать без билета, об этом действительно стоит подумать. Беба ответила, что она не о себе печется, а только о ребенке. Мама сказала, что сама она готова ехать даже в общем. И обе они упрекнули меня в том, что я думаю только о себе, но не о ребенке. О том, чтобы ехать со мной, Беба и не помышляла.
       В ответ на мои упреки относительно их бездушного отношения ко мне за время моего пребывания в Москве, они стали жаловаться на трудности пути и выговаривать мне за то, что я их уломал выехать с ребенком в разгар лета.
       Беба бегала в комнату матери и ребенка, к дежурному по вокзалу, хлопотать о месте в купированном вагоне. Меня они даже не имели ввиду при этом. Увидев, что здесь ничего не добиться, они стали готовиться в дорогу, не интересуясь даже тем, как я выберусь.
       Я сказал Бебе, что их отношение ко мне возмутительно. Я пообещал ей вернуться в Молотов, если в ближайшие два дня не достану билет. Только тогда Беба заволновалась. Она попросила у матери 100 рублей мне на билет.
       Я побежал к кассе возврата и стал искать случай попасть на поезд. Какая-то женщина сдавала билет до Херсона. Билет был на 2 число. Стоил 120 рублей. Их больше смутило не число, а стоимость. Они мне отсоветовали брать. Тогда подвернулся билет до Синельникова – 19 поезд на 1 число. Я билет взял. Уплатил 120 рублей. Скрепя сердце мама Броня вынуждена была согласиться на это, только она поворчала, что дорого.
       Свои 100 рублей она попыталась урезать и мне: послала меня за булками, послала дать 2 телеграммы — это мне обошлось в 20 рублей. От моих денег, то есть от денег, которые у меня остались от продажи билета, есть еще 60 рублей. В дороге мне пришлось туго, но об этом потом.
       Их поезд отходил в 4 часа дня. Мой – в 5. Я их, конечно, не смог усадить, так как мой чемодан (в котором было немало и их вещей) находился на квартире, где я остановился и надо было за ним поехать.
       Я успел помыться (сложил вещи раньше), пообедать.
       До Синельниково ехал хорошо, даже лежал, хотя у меня было сидячее место. На постель, курицу, консервы и бутылку пива у меня ушло почти все мое денежное состояние. Когда доехал до Синельниково, располагал всего 7 рублями. Рабочим поездом я ехать уже не мог, так как билет на него стоил 11 рублей. Кроме того, поезд отходил около 10 вечера и прибывал в 12.
       Меня надоумил один человек-носильщик, который взялся донести мои вещи до Синельниково-2 за продукты. Я ему отдал полбулки, консервы и пончики. Он посоветовал мне ехать товарняком и даже договорился с главным состава, груженного углем.
       С этим составом я доехал до узла. Дорогой я мучительно высчитывал сколько мне заплатить денег главному и хватит ли денег добраться до города. К счастью главный вышел на ходу поезда и побежал в управление, не взяв у меня денег. Я пошел на станцию. Но оказалось, что поезд будет поздно. Тогда я пошел через мост к автобусной остановке. В общей сложности мой путь составил от 3 до 5 км. И это с тяжеленым чемоданом, битком набитым вещами.
       С часок ждал автобуса. В город приехал в 9 вечера. Дома был в половине одиннадцатого.
       По дороге от Лагерного встретил тетю Аню и тетю Еву. Они испугались моего вида  - я был весь в угле – черный и страшный. Тетя Аня попробовала поднять мой чемодан и чуть не села, такой он тяжелый...
       Наши приехали в 4 часа днем. Их встречали с такси (я дал телеграмму), с  букетами... Они уже успели отдохнуть. Помыться, покушать и повидаться со всеми родными. А я...
       Впрочем, их нисколько не мучило угрызение совести, напротив, они еще были ко мне в претензии, что я потратил много денег. Первым вопросом Бебы был вопрос:
       –       А куда ты девал те 100 рублей, что тебе дала мама?
       Я грубо и с досадой ответил:
       –       Пропил. - Мама Броня насупилась и почернела. С тех пор она мрачная до сих пор сего дня.
 
       С желудком Сашеньки была очередная паника. Он наладился на другой день, после моего отъезда. Больше того, у него начался запор. Ему делали уже несколько раз клизмы. И в дороге и здесь.
       Мама могла достать билеты купированные и на 28, но не захотела, потому, что в разных вагонах. Если бы они выехали раньше, мы бы ехали в одном поезде и я бы столько не мучился в Москве, в дороге и оформлении билета и оформил бы все свои дела.
 
       Здесь они ведут себя нахально. Мама и папа сбились с ног для них. А они этого не ценят. Мне очень приятно, что мои родители щедры и заботливы. Ежедневно богатые завтраки и ужины, а обеды и говорить не приходится: помидоры, яйца, огурцы, селедка, сливочное масло, курица, картошка и т.д.
       Если в Молотове простое мыло, то здесь несколько кусков туалетного (мне в дорогу тоже хотели дать простое). Если в Молотове (для меня) тухлые яйца, то здесь свежие-пресвежие. Если там чай без заварки (кипяток), то здесь – крепкий, вкусный; неограниченно сахара, печенья, варенья, фруктов и овощей. Что и говорить, - бедные оказались богаче состоятельных, щедрее во всяком случае.
       Мама и сейчас старается тратить не свои, а моих родителей деньги, мелочна во всем. Так вчера она дала мне 15 рублей на пенициллин. Я пенициллин не достал, а деньги забыл ей вернуть сразу. Она сказала (папа уходил в город):
       –       Дай папе деньги, что я тебе дала. Он купит лекарства.
       Я ей вернул 15 рублей и сказал папе, чтоб он купил на свои деньги.
       Даже в трамвае она старается проехать за мой счет. Очень много других случаев, где проявляется ее мелочность. Я куплю конверты и открытки – она их использует. Она мне поручает что-либо купить, а денег не дает.
       Еще в Молотове Беба мне сказала:
       –       Твои родители мало думают о Сашеньке. Те подарки, которые они ему делают, мало значат в сравнении с той заботой и поддержкой, которую оказывают мои родители. Твои дарят от случая к случаю и кроме коня ничего ценного не подарили. Бубен и трубка – совсем бесценок. Тетя моя и то выслала лучший бубен, чем твои родители. А твоя тетя Аня только сказала, что хочет Саше подарить что-то, но не подарила. Уж лучше б не говорила, это обидно: к чему эти обещания?
       Мы приехали. Здесь ему надарили столько игрушек, что он столько не имел за всю свою жизнь. И все родственники... Тетя Аня – большой барабан. Тетя Ева – трамвайчики и кубики. Мама и папа – много других игрушек. Дядя Лева выслал 400 рублей – подарок ко дню рождения. Мама и Беба приняли это даже без особого восторга. У Бебочки даже не екнуло чувство угрызения совести за ее несправедливые упреки.
       Сегодня, когда Сашенька капризничал и моя мама сделала ему замечание, что так нехорошо, Беба сказала с вызовом:
       –       Мама, потерпите немного, - и при этом коварно усмехнулась.
 
24.10.1952
       Молотов.
       Вечером мама, когда мы пили чай, а она уже спала, вдруг сообщила нам, как нечто чрезвычайно важное:
       –       Клава мне сказала, что что-то не видно, чтобы Беба занималась! Вот дура! До нее не доходит, что можно не заниматься и знать!.. Я ей ответила, что у тебя, Бебочка, замечательные способности и что тебе все легко дается. Тебе не нужно корпеть над книгами, как некоторым другим.
       Беба сияла от счастья. Она любит хорошие оценки и лесть, особенно от своих родителей, которые не скупы на мещанское любование ею.
 
25.10.1952
       Бебе предложили должность зав консультацией. Папа против. И мама против. А я категорически – за. Папа меня чуть не съел, когда услышал мое мнение. Он такого мнения, что живешь раз в жизни и не стоит перегружаться. Надо довольствоваться малым. Он всю жизнь ползает – в малом, и хочет, чтоб Беба тоже. Боязнь ответственности. Нежелание приложить усилие, поразмыслить. Поломать голову – вот суть койфанизма! Это трясина и я хочу вырвать из нее Бебу.
       Вчера чуть ли не поругался с ней, отстаивая свою точку зрения. Посмотрим, на чью сторону она склонится. Пока что с ними она не перестает толковать об этом, советоваться и прикидывать. А со мной больше не заговаривает.
       Позавчера. Когда я пришел с работы, Беба мне показала 3 отреза штапельного полотна – на 2 платья – Бебе и 1 маме. Материал хороший. Я рад, что его купили Бебе. Но эта маскировка, соус, под которым это все было мне преподнесено – опротивело:
       –       Папа, будучи в командировке, сэкономил на проездных и за счет живота 200 рублей! - так мне пояснила мама, - и сделал нам подарок.
       Папа и все они сияли и радовались этой ловкой выдумке.
       Им, конечно, неудобно жаловаться на жизнь и нужду в деньгах и покупать дорогие вещи. Тем более, что я ни одного еще подарка (исключение макинтош и шапка) не получил. На именины – Бебе. Мне: хором - «За нами долг!». Приехали – Бебе перчатки, а мне мама: «За мной долг!». Так всегда.
       Теперь на жизнь берут 500 рублей у меня и столько же у Бебы. 1000 дают, якобы, они сами. Если подумать, 2 тысячи только на питание! - дурак поймет, что это не так. Можно из этих денег и жить и шить. Пусть их! Они считают, что я им должен. Пусть пользуются, пусть взыскивают с меня долг! Меня это не трогает, меня трогает и бесит фальшь и лицемерие, которыми они опутывают все на свете.
 
[10].11.1952
       […]сать сама не ждать его и даже не показывать письма.
       Пока папа придёт с работы, в голову лезут разные мысли. Ведь большая кладовая и большая ответственность. Особенно здесь. Мои просьбы ни к чему не приводят. Он себе делает своё.
       У меня с работой хорошо. С трамваями сейчас хорошо, не знаю как будет дальше.
       Твою работу начну печатать завтра и по окончании сразу вышлю.
       Мне Вас безумно жалко, что что Вы так много работаете и мало бываете вместе. И больно за Сашеньку, что и ему надоедает, что всегда отсутствуете.
       У родных всё так же без изменений. Тётя Цира беременна, скоро уже пойдёт в декретный отпуск. Она прекрасная женщина. Родная, близкая, преданная, бесхитростная, как будто и выросла в нашей семье. Каждого ей жалко. В общем дядя Люся очень успел.
       Будь здоров родной, крепко тебя целую, твоя мама.
       Сердечно обнимаю тебя, Бебочку, Сашеньку и целую много раз. Передай маме и папе мои самые лучшие пожелания. Будьте все здоровы. Ваша мама-бабушка. Привет от папы и всех родных.
       Да, что тебе пишет дядя Лёва. Мы от него давно не имеем писем. Была поздравительная телеграмма к октябрю. Симе мы не ответили, и он нам больше не пишет. Оля пишет часто письма, сильно скучает, хочет сюда. Саня занимается, ещё не дипломирует.
       Пишите. Ещё раз прижми за меня Сашеньку.
       Вовочка! 18/XI умер Пустынский от кровоизлияния в мозг.
       [мама Надя]
 
26.11.1952
                                                                                                                  Автобиография
 
       На лейтенанта Гельфанда Владимира Натановича
 
       Я родился в 1923 году в местечке Ново-Архангельск Кировоградской области на Украине. Жена моя, до брака Койфман, а сейчас Гельфанд Берта Давыдовна 1924 года рождения, родилась в Житомире на Украине, еврейка, комсомолка, до вступления в брак – студентка молотовского мединститута. В настоящее время врач, заведующая детской консультацией Ленинского района г. Молотова.
       Сын Александр 1950 года рождения, родился в г. Молотове и в настоящее время проживает со мной.
       Мои родители живут в г. Днепропетровске. Отец – Натан Соломонович Гельфанд 1896 года рождения, беспартийный, еврей, служащий. До революции – рабочий-стекольщик, завхоз средней школы, кладовщик слесарно-производственной артели в г. Днепродзержинске и Днепропетровске. Во время Отечественной войны был призван в Советскую Армию, но вскоре по состоянию здоровья направлен на трудовой фронт, после чего – в г. Шахты на угольные рудники, где работал вахтером. Сейчас он инвалид Отечественной войны, работает комендантом профтехшколы в г. Днепропетровске.
       Мать – Городынская Надежда Владимировна 1902 года рождения, б/п, еврейка, служащая. До революции давала частные уроки русского языка в семьях богатых односельчан с. Покотилово. Во время гражданской войны была в Красной Гвардии. После Октября работала воспитателем в детском доме, в детских садах, затем, вплоть до Отечественной войны – секретарем отдела кадров завода им. Ленина в Днепропетровске. Во время Отечественной войны эвакуировалась в Среднюю Азию, работала в колхозе. В 1944 году вернулась в Днепропетровск и поступила на прежнее место своей работы – з-д им. Ленина в качестве секретаря директора завода.
       Братьев и сестер ни у меня, ни у жены нет. Отец жены Койфман Давид Иосифович 1900 года рождения, член КПСС, еврей, служащий. До Октябрьской революции – работал в гимназии, после – учитель в Горном институте г. Днепропетровска. Перед Отечественной войной – ассистент Днепропетровского Горного института. В Отечественную войну – работал на шахтах Кизиловского Бассейна Молотовской области в качестве горного инженера. В настоящее время работает заместителем директора по научной части Молотовского филологического высшего училища.
       Мать – Койфман Бронислава Наумовна, 1901 года рождения, б/п, еврейка, служащая. До Октябрьской революции – учительница в гимназии, после – бухгалтер в транспортной конторе гг. Артемовска и Днепропетровска. Перед войной – бухгалтер транспортной артели г. Днепропетровска. В Отечественную войну – заведующая детским садом Управления новых Шахт в г. Гремячем [...]. В настоящее время не работает.
       Я начал самостоятельно работать с 1941 г., когда немецкие фашисты вероломно напали на Советский Союз. Эвакуировавшись в Ессентуки (Северный Кавказ), я, по направлению комсомольской организации, поступил в ремонтную колонну связи на должность линейного рабочего, где проработал до моего вступления в Советскую Армию. В 1952 году окончил Историко-филологический факультет Молотовского Госуниверситета и мне присвоена квалификация научного сотрудника, преподавателя ВУЗа и средней школы.
       В члены КПСС я вступил в 1943 году в ноябре. Политотделом 248 сд, 3 Гвардейской Армии, № ПБ 5935860. За время пребывания на фронте – редактор ротных  и взводных стенгазет, агитатор, заместитель парторга батальона, член комсомольского бюро батальона, корреспондент армейских и фронтовых газет. Приказом начальника курсов младших лейтенантов за общественно-политическую работу – мне была вынесена благодарность. В 248 сд был парторгом строевой роты, членом партбюро батальона. В 301 сд по поручению Политотдела дивизии вел Журнал боевых действий и писал «Историю дивизии». Партийных взысканий не имел.
       В Советскую Армию вступил добровольно, несмотря на имеющуюся у меня по роду службы бронь, в 1942 году во время пребывания в Ессентуках. В Отечественной войне принимал участие с лета 1942 в составе 52 Ура 427 ОАПБ (бойца минроты) в районе Харькова. На фронте присвоено звание сержанта. С сентября 1942 по декабрь 1942 стал ефрейтором – 15 Гвардейской сд, 50 Гвардейского сп. командир минометного расчета, замполит, Гвардии сержант. В декабре 1942 в связи с ранением – направлен в госпиталь 4519, где находился по февраль 1943 г. По излечении откомандирован в 1973 сп, откуда послан на Армейские курсы младших лейтенантов 28 Армии. 28 августа со званием младший лейтенант направлен в 248 Одесскую дивизию командиром взвода 3 минометной роты 899 сп. 27 января 1944 года приказом по 3 Гвардейской Армии – звание лейтенант (приказ № 064). К 1944 году направлен в 301 сд.
       После окончания войны в Берлине я назначался на должности: начальник библиотеки полка, помощник начальника оперотдела дивизии по обобщению опыта боев. По уплотнению кадров в июле 1945 г. выбываю в 27 ОПРОС, откуда получаю назначение на должность начальника транспортного отдела Базы 21 ОТБ 2 Трофейной Армии, где прослужил до демобилизации из Советской Армии – октября 1946 г.
       Имею ранения. Перерыва в службе не имел. Награды: орден «Красной Звезды», медали – «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией». В плену, окружении, на временно оккупированной территории – не был. Судим не был. Родители и родственники – тоже. За границей с 1914 года в Америке находится сестра моей матери, о ней мне ничего не известно, о ее местопребывании также, переписку мать с ней не имеет.
       За границей в составе Советской Армии был в Польше, Германии во время О[...] и после – до демобилизации в октябре 1946 г. Последняя должность – начальник транспортного отдела Бригады Базы. Местопребывание: Берлин и пригороды.
       Переехал в Молотов: жена заканчивала мединститут и хотела остаться на кафедре в качестве научного работника, а я к тому времени (1949 г.) закончил II курс. Поэтому я переехал к ней, а не она ко мне.
   
14.12.1952
       Квартирант 14/XII-52
       1. 18/XII Папина комната
       2. Любопытство [мамы]
       3. Истерика: держи ему ноги
   
   
   
   
    
 
 
24.02.1952-1  будьте здоровыми и сильными и живите долго, и доставляйте всем нам только радость, и да не будем мы знать никаких бед אייר זהאל זיין געזונד אין שטארק מיט יאריןא סאך. אין מיר זהאלין האלע אבין פילנחות אין איך, אין מיר זהאלין פין קייןצרות נישט וויסען
24.02.1952-2  у евреев ביי ידען

06.04.1952 Мазл тов! (идиш) – желаю удачи!
  
1946 1947 1948 1949 1950 1951 1952 1953 1954 1955 1956 1957 1958 1959 1960 1961 1962 1963 1964 1965 1966 1967 1968 1969 1970 1971 1972 1973 1974 1975 1976 1977 1978 1979 1980 1981 1982 1983