Гельфанд Владимир. Дневник 1941-1946/Ersatz "Tysk dagbok 1945-46. En sovjetisk officers anteckningar", ÖVERSÄTTNING FRÅN RYSKA Lars Wiklund

Ersatz "Tysk dagbok 1945-46. En sovjetisk officers anteckningar"

Bildgalleri
Läsprov

Köp boken hos din bokhandlare
eller Internetbokhandel:

Adlibris
Bokus
CDON
Internetbokhandeln

Vladimir Gelfand
Tysk dagbok 1945–46. En sovjetisk officers anteckningar

»Det är inte bara det ovanliga perspektivet som gör Vladimir Gelfands postuma [dagbok] till en läsupplevelse. Också den inre kampen, den moraliska och politiska, hur man nu vill kalla den blandning av blodtörst och medkänsla som rödgardisten Gelfand upplever i mötet med de besegrade tyskarna, faller utanför det gängse schemat. På gatorna ligger flyktingar och amputerade soldater, föräldralösa barn och tyska kvinnor som säljer sina kroppar. Gelfand tar för sig.«
Per Landin, DN

Den första privata dagboken av en officer i Röda armén på svenska, skriven av Vladimir Gelfand, en ung ukrainsk jude. Han tog sin tillflykt till dagboken på nätterna efter striderna under framryckningen mot Berlin. Som en sann krönikör undviker Gelfand inte känsliga ämnen som bristande disciplin bland de egna trupperna, ryska hämndaktioner, plundringar, massvåldtäkter och andra övergrepp mot den tyska civilbefolkningen.

Vid fronten upplever Vladimir Gelfand våld, förstörelse och dödsfara, kamratskap och småaktighet. I slutet av april 1945 drar han in i Berlin som en av alla segrare. Under en tid utan fasta förpliktelser söker han efter tillfällen att få komma undan det trista kasernlivet. Han är ung, snygg och belevad och söker kontakt med den tyska civilbefolkningen, inte minst bland unga kvinnor. Hans frimodiga anteckningar visar att förhållandet mellan de sovjetiska soldaterna och tyskarna inte alltid präglades av hat, missförstånd och övergrepp.

Gelfand tyckte illa om allt som hade med militären att göra och bröt mot förbudet att umgås privat med tyskarna. Han tog sina uppgifter i partiet och som medarbetare vid en transportavdelning på stort allvar, men efter krigets dödliga faror längtade han efter »Frihet! Friheten att leva, att tänka, att arbeta, att njuta av livet.« Den här önskan ledde ofta till konflikter mellan Gelfand och hans kamrater, som anklagade honom för bristande disciplin. Läsaren får en unik inblick i tankarna och känslorna hos en segrare ur Stalins arméer under och första året efter Nazitysklands sammanbrott.

ISBN 91-88858-21-9
ÖVERSÄTTNING FRÅN RYSKA Lars Wiklund
FORMAT 130x210 mm, 676 g
OMFÅNG 400 sidor
OMSLAG & GRAFISK FORM Christer Jonson
ILLUSTRATIONER 43 privata fotografier och faksimiler
BANDTYP Inbunden, Språk Svenska
UTGIVNINGSÅR Augusti 2006

Vladimir Gelfand

Född 1923 i Novo-Archangelsk, en liten ort i östra Ukraina. Den judiska familjen levde mycket anspråkslöst. I början av 1944 var Gelfands förband invecklat i strider vid sydligaste Dnepr. Efter två och ett halvt års soldatliv, av vilka han hade varit i aktiv strid under mindre än hälften, avtog Vladimir Gelfands pliktmedvetande. Han hade, i likhet med de flesta andra, ingen längtan till fronten. Vid förflyttningar lyckades han, liksom många andra ”etappkrigare”, finna bekväma vägar, transportmedel och förläggning utanför trossen. Han pendlade mellan förband, stab och underhållsbas, undvek patruller och såg sig omkring. Hösten 1944 befann sig hans division i området öster om Warszawa. Vladimir Gelfand blev i början av januari 1945 förflyttad till 1052. skytteregementet i 301. skyttedivisionen. På morgonen den 14 januari 1945 gavs söder om Warszawa vid floden Pilica order om anfall i nordvästlig riktning efter 25 minuters artilleriförberedelse. Det 1052. skytteregementet stötte på tyskt infanteri och pansar, dock avancerade de sovjetiska trupperna oväntat snabbt fram i detta avsnitt efter några dagars ställningskrig. Inom två veckor nådde de riksgränsen som den tyska krigsmakten hade överskridit 1939. Gelfands dagboksanteckningar vittnar om utmattning, men också om stolthet och förväntan om seger. Redan i slutet av 1944 hade han och andra känt sig lockade att vara med om erövringen av Berlin, och nu ryckte detta mål raskt närmare.

Ännu mer än av den fysiska påfrestningen förmörkades Gelfands segerstämning av bråken med andra officerare. Inte heller var han nöjd med alla soldater som var underställda honom i granatkastarplutonen. Han kände sig ringaktad och såg sig utsatt för förtal och grova skämt. Svårigheter som Gelfand, vän av de sköna konsterna, redan tidigare hade haft med frontkamrater, skärptes nu genom att truppernas segerrika frammarsch även släppte kriminell verksamhet fri. Allt oftare blev han måltavla för fientligheter, som gick så långt som till handgripligheter.

För Gelfand var situationen deprimerande också därför att han förbigicks i utdelningen av utmärkelser. Arrogans och hätskhet hänförde han dock inte bara till ”judefobi”, som han uttryckte sig, utan även till råhet, dumhet, oanständigheter och en fientlig inställning mot intellektuell verksamhet ända in i officerskåren.

Efter kriget var Gelfand verksam som lärare och avled 1983.>

Tysk dagbok 1945–46. En sovjetisk officers anteckningar (utk maj 2006

Bilder ur Tysk dagbok 1945–46 av Vladimir Gelfand.
Fotografier och faksimiler ur Gelfands privata arkiv. Boken innehåller omkring 50 bilder.
© Aufbau Verlag GmbH 2006

22 oktober 1945

Klockan 10 på kvällen var jag på järnvägsstationen. Jag började fråga tyskarna om nästa förbindelse, vilket tåg jag skulle ta och var jag skulle byta. Somliga rådde mig att åka till Oranienburg och därifrån vidare på morgonen till Kremmen, andra – och det var de flesta – rekommenderade mig att resa till Hennigsdorf. Jag hade redan rest båda sträckorna. Den första var lång men enklare – bara ett byte. Fast jag lät mig övertygas av majoriteten och tog tåget mot H[ennigsdorf].

Resan tog lång tid. I tåget var det mörkt och proppfullt. Jag stod inklämd bland andra passagerare, men i mörkret och trängseln var det muntert. Invånarna från Berlins förorter babblade om fläsk, fett och choklad. Sedan övergick de till politik. En kvinna skrek: »Du har redan fått ryska vanor!« Dessa ord stack mig i hjärtat och jag beslöt att inte låta detta passera obemärkt. Jag vände mig genast till de andra passa-gerarna och frågade: »Är ryssarna verkligen så dåliga och deras vanor sämre än era?« Alla hutade åt kvinnan som fällt den oförsiktiga kommentaren, somliga av hyckleri, en del av rädsla för mig, medan andra kanske till och med menade det helt uppriktigt. Det fanns de som (inte utan skäl) ställde ryssarna över tyskarna i kulturellt hänseende och de gav både exempel och bevis. Samtalet fortsatte tills vi anlände till Kremmen och även på vägen från tåget gick diskussionen vidare med oförminskad intensitet. Jag gjorde vad jag kunde för att tyskarna skulle förstå mitt hemland och mitt folk bättre och visa aktning för vår kultur. Jag vet inte i vilken mån jag lyckades, men det kom i alla fall inga fler ringaktande uttalan- den om Ryssland. Det var bara en gammal kvinna som log inställsamt, såg mig lismande i ögonen och sade tyst: »Men i förrgår, herr löjtnant, plundrades min lägenhet av era ’kamrater’.« Sedan försvann hon i mängden.

I Kremmen var allt som förut, bara i lägenheten hade det skett en del förändringar. Kaptenen som inkvarterats där medan jag var borta bodde inte längre där och i stället hade en furir från den politiska avdelningen flyttat in. Jag fick övernatta på golvet.
Nästa dag ägnade jag hela dagen åt att packa om mina väskor. Jag väntade mig inte att min ansökan till den politiska avdelningen skulle antas och gjorde mig beredd att resa igen, antingen till bataljonen eller rent av tillbaka till reservregementet. Jag har överskridit tiden för min tjänste-resa rejält – jag kom hit först två dagar efter utsatt tid och har följaktligen missbrukat ledningens förtroende redan från första början. Den kan reagera hur som helst.

23 oktober 1945

Allt är slut. Det jag fruktade mest och motvilligt räknade med har hänt. Dörrarna till den politiska banan har smällt igen, efter att så lockande stått på glänt. Nåväl, jag skall åter arbeta hårt. Ödet är emot mig och visar sig från sin svarta sida. Så i morgon är allt tillbaka till det gamla igen. Åter plutonchef, åter truppsoldat, och åter, precis som förut, en stackars liten plutonchef helt utan framtidsutsikter. Är det verkligen därför jag föddes och blev vuxen?

24 oktober 1945

Kremmen. I går vände jag mig till major Ivantsov, chef för kaderavdelningen.
    »Arméns och frontens politiska avdelningar har avslagit min förflyttning till politiskt arbete. Nu har jag kommit tillbaka till er.«
    »Jaså, men varför återvända dit man redan varit?« Han fun- derade lite och blev sedan mildare. »Jag ska ut på ett tjänste-ärende nu. Kom tillbaka till mig i kväll, kring tiotiden.«

Men varken i går klockan 22 på kvällen eller i dag klockan 9 eller 12 kunde han ta emot mig. Klockan 13 bad han mig »vänta en stund« och jag stod tålmodigt och trampade i korridoren ända till klockan 16.
    »Nå, vart skall jag skicka er nu? Vilka färdigheter har ni? Skulle ni fungera som teknisk protokollförare?«
    »Har ni kanske något annat arbete? Något lättare?«
    »Jaså, ni vill slippa jobba?!«
    »Visst inte, det är bara det att första tiden kommer att bli svår för mig i en ny befattning.«
    »Det klarar ni. Ni kan ju läsa, ni kan skriva.«
    Jag instämde.
    »Gå och hämta tjänsteordern och era personliga papper hos kaptenen i kontoret mittemot.«
    Jag gick, glad åt att mina dokument var under behandling, det hade jag åtminstone blivit underrättad om på regementsstaben. Men hur förvånad och förvirrad blev jag inte när jag ställdes ansikte mot ansikte med mitt slitna, jävla vitsord som inte så litet hade fördärvat livet och nerverna för mig de senaste månaderna. Men jag kom inte undan.
    Tillsammans med chefen för kaderavdelningen inställde jag mig för andra gången hos brigadchefen.
    »Såja, nu får ni visa vad ni går för på en annan befattning. Men varför är era vitsord så dåliga?«
    Jag teg.
    »Kamrat löjtnant, jag frågar varför har ni ett sådant betyg?! Förklara er!«
    »Man tvingade mig att plundra ett offentligt bibliotek, jag utsågs till chef över det. Vi förde bort över 10000 ryska böcker med stämplar. Det var stulna böcker och jag tog dem utan samvetskval. Men när det också dök upp tyska stämplar i böckerna – då vägrade jag att ta dem och ledningen blev missnöjd med mig.

Ersatz "Tysk dagbok 1945-46. En sovjetisk officers anteckningar"

шведский

Владимир Гельфанд
Немецкий дневник 1945-46. Записи советского офицера

Это не просто необычное историческое свидетельство, которое делает дневник Владимира Гельфанда столь ценным для исследователей. В его записях отражается внутренняя борьба, моральные и политические сомнения, а также сложное сочетание жестокости и сострадания. Красноармеец Гельфанд оказался в ситуации, где победители сталкивались с побежденными, и этот опыт выходит за рамки привычных исторических нарративов.

На улицах Германии 1945 года он видел толпы беженцев, ампутированных солдат, осиротевших детей и немецких женщин, вынужденных продавать себя за еду. Он фиксирует эти сцены с наблюдательной отстраненностью, но и с явным желанием осмыслить происходящее. В своем дневнике Гельфанд не просто регистрирует увиденное — он пытается понять, что значит быть победителем и какую цену за это приходится платить.

Per Landin, DN

Первый частный дневник офицера Красной армии, опубликованный в Швеции, принадлежит Владимиру Гельфанду, молодому украинскому еврею. Его записи представляют собой уникальное свидетельство войны и первых месяцев советской оккупации Германии. В своем дневнике он укрывается в мыслях и чувствах после боевых действий во время наступления на Берлин. Как истинный летописец, Гельфанд не избегает сложных и чувствительных тем: недостаток дисциплины среди войск, репрессии, мародерство, массовые изнасилования и другие преступления против немецкого гражданского населения.

На фронте он переживает ужасы войны — насилие, разрушение и смерть, но также ощущает товарищество и сталкивается с проявлениями человеческой мелочности. В конце апреля 1945 года Гельфанд входит в Берлин как победитель. Не имея четких обязанностей, он стремится уйти от однообразия казарменной жизни. Молодой, привлекательный и любознательный, он ищет контакта с немецким гражданским населением, особенно с женщинами. Его откровенные записи показывают, что отношения между советскими солдатами и немцами не всегда были отмечены ненавистью, недоверием и насилием.

Гельфанд нарушает запрет на общение с местными жителями, так как ему интересно узнать страну, которую он когда-то считал врагом. Он воспринимает свои партийные обязанности и работу в транспортном отделе оккупационной администрации серьезно, но после смертельно опасных месяцев на фронте тоскует по свободе. «Свобода! Жить свободно, думать, работать, радоваться жизни» — пишет он в дневнике. Это стремление к нормальной жизни приводит его к конфликтам с сослуживцами, которые обвиняют его в недисциплинированности и чрезмерной самостоятельности.

Дневник Гельфанда дает уникальную возможность заглянуть в мысли и чувства молодого офицера Красной армии, пережившего крах нацистской Германии и оказавшегося среди победителей, но не всегда ощущавшего себя таковым.

ISBN 91-88858-21-9
ПЕРЕВОД С РУССКОГО Ларс Виклунд
Формат 130x210 мм, 676 гр.
Диапазон 400 страниц
ОБЛОЖКА И ГРАФИЧЕСКИЙ ДИЗАЙН Кристер Джонсон
ИЛЛЮСТРАЦИИ 43 частных фотографий и факсимиле
Переплет книги твердый
Язык шведский
Год издания август 2006

Владимир Гельфанд

Владимир Гельфанд родился в 1923 году в Ново-Архангельске, небольшом городке в Восточной Украине. Его семья, еврейского происхождения, жила очень скромно. В начале 1944 года Гельфанд ушел на фронт и оказался вовлечен в бои на южном участке Днепра. Проведя два с половиной года в армии, из которых менее половины приходилось на активные боевые действия, он постепенно осознал, что не испытывает тяги к фронту. Как и многие другие солдаты, он искал удобные пути, используя доступные способы передвижения, избегая лишнего риска и патрулей.

Осенью 1944 года его дивизия находилась восточнее Варшавы. В январе 1945 года он был переведен в 1052-й полк 301-й стрелковой дивизии. Утром 14 января 1945 года началось наступление Красной армии на запад, с артиллерийской подготовки, длившейся 25 минут. 1052-й стрелковый полк вступил в бой с немецкими частями, но, несмотря на сопротивление, советские войска довольно быстро сломили противника. В течение двух недель они достигли довоенной границы Германии. Дневники Гельфанда отражают его усталость, но также гордость и предвкушение победы. К концу 1944 года он, как и многие другие, с нетерпением ожидал участия в взятии Берлина, и теперь эта цель становилась все ближе.

Однако, помимо физических трудностей, Гельфанда угнетала повседневная армейская жизнь и конфликты с сослуживцами. Он не был удовлетворен всеми солдатами, подчиненными ему в минометном взводе, а сам часто становился объектом грубых шуток и клеветы. Его любовь к искусству и литературе, выраженный интеллект и независимость от общепринятых армейских норм вызывали у многих раздражение. В армии, особенно в ходе победоносного наступления, командование часто закрывало глаза на жестокое поведение некоторых солдат. Гельфанд становился мишенью агрессии и даже подвергался угрозам физического насилия.

Для него особенно болезненной была несправедливость в распределении наград. Он видел в этом не только антисемитские настроения, но также личную неприязнь со стороны командиров, их жестокость, грубость и презрение к интеллектуальной деятельности.

После окончания войны Гельфанд работал учителем, однако его профессиональная карьера не была успешной. Он столкнулся с антисемитизмом и мог рассчитывать лишь на скромные должности в системе профессионального образования. Несмотря на амбиции стать писателем, его литературная деятельность не получила признания. Политические условия в СССР при Сталине, Хрущеве и Брежневе не позволяли ему свободно издавать свои произведения. Гельфанд умер в 1983 году.

Немецкий дневник 1945-46. Советский офицер заметки (май 2006 года)
Изображения с немецкого дневник 1945-46 Владимира Гельфанда.
Фотографии и факсимиле с Гельфанда частных архивов. Книга содержит около 50 фотографий.
© Aufbau Verlag GmbH 2006

22 октября 1945

В 10 часов вечера я был на вокзале. Я начал спрашивать немцев о том, каким маршрутом мне лучше добраться и где нужно будет пересаживаться. Одни советовали ехать в Ораниенбург, а затем утром пересесть в Креммен, другие — и это было самым правильным — рекомендовали поехать в Хеннигсдорф. Я уже продумал оба маршрута. Первый был длиннее, но проще — всего одна пересадка. Однако большинство убедило меня, и я сел на поезд до Хеннигсдорфа.

Поездка заняла много времени. В вагоне было темно, все места заняты. Я стоял зажатым между пассажирами, но атмосфера в темноте была оживленной. Жители пригорода Берлина болтали о свинине, сале и шоколаде. Затем разговор перешел на политику. Одна женщина громко сказала:

— Ты уже перенял русские привычки!

Эти слова ударили меня, как ножом в сердце, и я не мог оставить их без ответа. Я повернулся к остальным пассажирам и спросил:

— Неужели русские действительно так плохи, а их привычки хуже ваших?

Все в вагоне ополчились против женщины, сказавшей неосторожные слова: кто-то из лицемерия, кто-то из страха передо мной, а кто-то, возможно, действительно говорил искренне. Были и такие, кто (не без оснований) ставил под сомнение культурность русских, приводил примеры и доказательства. Разговор продолжался вплоть до прибытия в Креммен, и даже по пути от станции обсуждение не утихало. Я сделал все возможное, чтобы немцы поняли мою страну и мой народ лучше, чтобы проявляли больше уважения к нашей культуре. Не знаю, насколько мне это удалось, но, по крайней мере, больше никто не высказывался пренебрежительно о России.

Затем ко мне подошла пожилая женщина, заискивающе улыбаясь, посмотрела мне в глаза и тихо сказала:

— Но позавчера, господин лейтенант, ваши «товарищи» разграбили мою квартиру...

После этих слов она исчезла в толпе.

В Креммене все было, как раньше, но в квартире произошли небольшие изменения. Капитан, который здесь расквартировался, пока меня не было, больше тут не жил. Вместо него теперь здесь находился сержант из политотдела. Мне пришлось ночевать на полу.

На следующий день я провел весь день, собирая чемоданы. Я не хотел, чтобы мое заявление в политический отдел было принято, а я оказался не готовым к отъезду — снова либо в батальон, либо, возможно, обратно в запасной полк. Я уже значительно превысил срок своей служебной командировки, приехал на два дня позже установленного срока и, таким образом, злоупотребил доверием начальства. Как он отреагирует — неизвестно.

23 октября 1945

Все кончено. То, чего я больше всего боялся и чего так неохотно ждал, произошло. Дверь в политический отдел захлопнулась передо мной, хотя казалась уже приоткрытой. Ну что ж, буду работать усердно. Судьба снова против меня, показывая свою темную сторону. Завтра все вернется на круги своя: снова взвод, снова вернувшиеся с фронта солдаты, снова я — бедный командир взвода без перспектив. Неужели мне суждено только страдать?

24 октября 1945

Креммен.

Вчера я снова обратился к майору Иванцову, начальнику отдела кадров.

— Политотдел армии и фронта отказали мне в переводе на политработу. Я снова к вам.

— Ну что ж, раз прибыли, идите, — сказал он, немного подумал и добавил, смягчившись. — Я сейчас уезжаю в командировку. Приходите ко мне поздно вечером, часиков в десять.

Но ни в 22:00 того дня, ни в 9:00, ни в 12:00 сегодняшнего он меня принять не мог. В 13:00 он попросил «подождать немного», и до 16:00 я терпеливо топтался в коридоре.

— Ну вот, куда мне вас теперь направить? На что вы вообще способны? Пойдете техническим делопроизводителем?

— А какие еще есть вакансии? Может, что-нибудь полегче?

— А вы хотите вообще ничего не делать?!

— Нет, нисколько. Просто на первых порах мне будет трудно осваиваться на новой должности.

— Справитесь. Вы грамотный, писать умеете.

Я согласился.

— Пойдите, принесите командировочное предписание и личное дело. У капитана напротив, в кабинете.

Я пошел, радуясь, что мои документы в порядке. По крайней мере, так мне сказали в штабе 27-го полка. Но каково же было мое удивление и растерянность, когда передо мной появилось мое потрепанное, испорченное личное дело, которое уже немало нервов мне потрепало за последние месяцы. Но делать нечего.

С начальником отдела кадров я снова оказался на приеме у командира бригады.

— Ну вот, придется вам на новой работе показывать свои способности. А почему у вас такое плохое личное дело?

Я молчал.

— Товарищ лейтенант, я спрашиваю: почему у вас такая аттестация?! Объясните!

— Они заставили меня грабить публичную библиотеку. Назначили меня ее начальником. Мы вывезли более 10 тысяч русских книг с немецкими штампами. Это были книги, украденные у нас, и я брал их без зазрения совести. Но когда в книгах появились немецкие штампы, я отказался их брать, и это вызвало недовольство начальства.