 |
|||
 |
|||
 |
 |
|
| Владимир Гельфанд. Немецкий дневник 1945 - 1946. Записи красноармейца Aufbau издательство, Берлин 2005, 351 стр., ISBN: 3-351-02596-3, 22.90 евро |
|
|
Записи во вражеской
стране
Немецкий дневник
еврейского советского офицера в 1945/46
Заголовок Записи красноармейца звучит воинственно, почти как тетрадка вояки другой стороны. Все же, немецкий дневник 1945-1946 Владимира Гельфанда - это явно не литературное бушевание битв. Рожденный в 1923 автор оставил очень личные воспоминания, которые сын Виталий, который переселился в 1995 из Украины в Берлин, открыл теперь для публикации. Речь идет о чем-то вроде автобиографического романа становления, частично вокруг „ журнала интимного “ молодого лейтенанта Красной армии. Как таковое это действительно сенсационное обнаружение. 21-летний еврейский офицер Гельфанд командовал минометным взводом в 1945 году 5 Армии при генерал-полковнике Николае Берзарине, несколько позднее - первом советском городском коменданте Берлина. После немецкой капитуляции молодой лейтенант в местечках около Берлина был расположен как оккупационный офицер. В тетрадях, на блокнотах и на свободных листках газет Гельфанд вел дневник в течение этого времени. Переписка с его родителями, другими родственниками и его более поздней первой женой а также несколько служебных документов и ряд фотографий округляют ленту, которая выбиралась Эльке Шерстянои - сотрудником института Современной истории и комментировалась. Опубликованный дневник кончается Гельфанда увольнением из Советской Армии и его возвращением домой в конце сентября 1946. Владимир Гельфанд был несдержанным, часто также недисциплинированным солдатом, который вызывал неудовольствие у его начальников и чувствовал себя часто возвращенным. Вопреки самостоятельно продемонстрированной смелости в сражениях он не получал никакие степени отличия, что очень обижало его. В случае, что читатель вспоминает не самостоятельно, он оставляет в письме отцу кошку из мешка: дискриминируют его как еврея. Теперь молодой советский офицер является, однако, пылким коммунистом и почитателем Сталина. Он считает его в антисемитизме, само собой разумеется, абсолютно невинным. Вместо этого Гельфанд предполагает в "национализме", как он называет антиеврейской дискриминации, определенную отсталость, прежде всего, более простых людей. Он сам видится себе, как будущий писатель, составляет параллельно к его дневнику многочисленные стихотворения, опубликовывает по случаю кое-чего в армейских газетах. Он чувствует себя коммунистическим интернационалистом и интеллигентом. Второй красный безвкусный в записях - это отношение автора к женщинам. Он абсолютно неопытен в конце войны, имеет с немецкими женщинами и девочкой его первые, от него самого во всей нерешительной открытости перемешивая описание сексуальными встречами. При этом речь идет, это должно подчеркиваться, никогда вокруг насилий. Вся регистрация Гельфанда характеризуется определенным уважением к женщинам. Конечно, это уважение перекрывается чувством быть победителем, также от сознания, что немцы убили часть его семьи на северном Кавказе. Тем не менее, он разрабатывает иногда нежные чувства для его немецких подруг. Он легко не может обрабатывать разочарования. При этом глубокая тоска молодого лейтенанта ценится, тем не менее, о дальней русской девушке. Только они появляются у него желанно для настоящей любви. Гельфанда записи одолевают невинной честностью в самых личных вещах. Они могут приниматься также как индивидуальное ощущение военного военного времени и послевоенного времени и вместе с тем как временное свидетельство. Они ненадежны, если мнимые происшествия возвращаются только сказанием слуха некритически: не имелось немецкого "женского батальона", который якобы уничтожил соседнюю единицу и опозорил, на самом деле. Здесь фантазии мужчин предупреждают насилия, которые вытеснили массовые преступления нацистов в занятых землях позже, прежде всего, у немецких женщин чем создающие воспоминания о войне и послевоенном времени. Также принятие такие, для Гельфанд, наверное, как ложное узнаваемые истории в дневнике показывают, что молодой советский офицер не был еще никаким взрослым. Как, однако, могут ввиду убийства в миллионы раз и смерти быть вытекать? На этот вопрос Гельфанда дневник не дает никакого ответа. Это сопровождает подготовку исключительного, собственно несолдатского молодого офицера к гражданской жизни без общества штатского дома. Мы должны ему и его поколению младшее бесконечно много! Харальд Лох |
