Сразу после окончания войны знаменитый немецкий философ Карл Ясперс (1883-1969) прочел в Гейдельбергском университете лекцию на волновавшую всех немцев тему - «Вопрос немецкой вины». Он говорил о различной степени вины – уголовной, политической, моральной и метафизической – и как следствие, о различной степени ответственности за преступления нацизма, лежащей не только на прямых «уголовных» преступниках – СС или нацистском правительстве, но и на всей немецкой нации [1]. В последние десятилетия наблюдается тенденция ревизии тезиса о «немецкой вине», частью которой является попытка представить немецкий народ жертвой Второй мировой войны. Тема сексуального насилия вписывается в эту уже давнюю кампанию и эмоционально весьма усиливает ее. Многочисленные интервью с изнасилованными женщинами, описания жестоких сцен в прессе и на телевидении включают механизм эмпатии и солидарности. Общая оценка военных событий смещается в сторону сочувствия немецкому народу, отодвигая на задний план вопрос ответственности за преступления нацизма. Новые акценты формируют соответствующее отношение к войне у молодого поколения европейцев. В этом дискурсе Советская армия предстает дикими ордами, не знавшими пощады, а Советский Союз – чуть ли не агрессором.

«Войдя в Германию, многие красноармейцы занимались поджогами, грабежами, убийствами. И еще они насиловали немок. Конечно, это делали не только русские: солдаты других союзных армий, наступавших с Запада, также были виновны в сексуальном насилии. Но большинство специалистов считает, что наиболее острый характер эта проблема приобрела на востоке Германии. По оценкам историков, в последние месяцы войны было изнасиловано почти 2 миллиона немок — женщин и девочек; многие из них неоднократно» [2]. Этот отрывок в переводе из журнала «Шпигель» не один раз обошел российские новостные сайты и блоги и по сей день представляет собой наиболее цитируемый пассаж в русскоязычном Интернете по теме сексуального насилия в годы Второй мировой войны.

«Шпигель» поднял эту тему в связи с выходом на экраны в 2008 году польско-немецкого фильма «Безымянная – одна женщина в Берлине», за которым последовала цепная реакция в прессе. Историю молодой немецкой девушки, неоднократно изнасилованной и решившейся на сожительство с советским офицером, чтобы защитить себя от постоянных домогательств, СМИ представили в качестве «нового» образа Второй мировой войны. В современном мире, где большинство людей больше смотрят телевизор или ходят в кино, чем читают (тем более серьезные исследования), подобный медиа-ход действительно может привести к массовой переоценке исторического события.

Несмотря на болезненность и сложность темы сексуального насилия во время Второй мировой войны, монографические исследования по этому вопросу начали появляться уже в 70-е годы прошлого века [3]. Что касается воспоминаний, которые легли в основу фильма, – они были опубликованы в 1954 году на английском и в 1959 году на немецком языках [4]. Тогда они не вызвали особого интереса у немецкой публики и даже получили негативную оценку. Жених автора мемуаров был шокирован ее желанием открыто обсуждать свою историю и расстался с ней, когда она объявила о публикации воспоминаний [5]. После смерти автора в 2001 году ее мемуары были переизданы – и стали бестселлером. Это говорит о перемене в настроениях европейского общества и появлении новых точек «коммеморации» [6] в отношении Второй мировой войны.

Видный исследователь темы сексуального насилия на Восточном фронте, сотрудница института социальных исследований (Гамбург) Регина Мюлхойзер отмечает общую тенденцию немецких масс-медиа: «В условиях замалчивания сексуальных преступлений Вермахта, которые по сей день остаются весьма малоизученными, изнасилования, совершенные советскими солдатами, постоянно являются предметом медийных скандалов» [7]. Нарастание этой тенденции, считает она, можно проследить с фильма Барбары Йор и Хельки Сандер «Освободители и освобожденные» (1992), за которым последовали переиздание воспоминаний «Безымянная – одна женщина в Берлине» в 2003 году и двухсерийный телевизионный фильм немецкого канала ЦДФ «Бегство» (2007) [8].

Главной целью повышенного интереса к данной теме авторы вышеперечисленных медийных проектов называют стремление снять табу и открыто говорить о теме сексуального насилия вообще и во время войны в частности. В упомянутой вначале статье журнала «Шпигель» главными экспертами выступают немецкий ученый-психиатр из университета Грайфсвальда Филипп Куверт совместно с практикующим врачом Моникой Хаузер, оказывающей помощь женщинам и девочкам, пострадавшим от сексуального насилия в зонах конфликтов. Оба высказали надежду, что «проект поможет сломать табу, наложенное на проблему изнасилований в период Второй мировой войны», а женщины, посмотревшие фильм, вспомнят о своем вытесненном опыте сексуального насилия во время войны и обратятся к ним за помощью [9]. В опубликованных в статье фрагментах интервью журналу «Шпигель» Филипп Куверт особенно подчеркивает, что «с научной точки зрения не важно, идет ли речь о русском солдате в Германии или о немецком в СССР. Мы поддерживаем контакты с учеными, ведущими такую же работу в Восточной Европе - в украинском городе Донецке и Санкт-Петербурге. Так что мы изучаем вопрос не только с немецкой точки зрения» [10].

Какими бы намерениями ни руководствовались врачи-психиатры, их выступления представляют «научную основу» для тиражируемого СМИ нового сценария воспоминаний о Второй мировой войне, в котором изнасилованиям немецких женщин отведено ключевое место. Для психиатра, может быть, и не важно, идет ли речь о русском солдате в Германии или о немецком в СССР, но это важно для историка, для общей картины исторического события. Как отмечала профессор Колумбийского университета Атина Гроссманн, «Изнасилование в данном контексте – не просто изнасилование, оно здесь вписано в определенный исторический контекст. Германия в 1945 году – это не Босния в 1990-е, не улицы современного Нью-Йорка или чье-нибудь супружеское ложе» [11]. Поэтому неуместно описывать события с точки зрения жертвы, для которой происшедшее является частью только ее частной драмы, а необходимо рассматривать весь исторический контекст.

По словам Регины Мюлхойзер, дискурс, ставящий изнасилования немецких женщин в центр воспоминания о войне, поддерживает следующие три направления восприятия события:

1. Ревизионистская позиция: массовые изнасилования немецких женщин советскими солдатами подтверждают неизбежность войны Германии с «нецивилизованным» Советским Союзом.

2. Умеренная позиция, не прославляющая войну, но открывающая возможность для восприятия немцев как жертв войны.

3. Позиция наивного феминизма, исходящего из универсальной патриархальной модели: женщина всегда, особенно на войне, может стать жертвой насилия со стороны мужчины.

Последняя позиция, по мнению автора, содержит в себе две опасности: она выдергивает изнасилования женщин солдатами советских оккупационных войск из контекста войны и упускает из виду тот факт, что многие женщины также были членами нацистских организаций и участвовали в преступлениях, а, следовательно, не могут рассматриваться как пассивные жертвы [12].

Многим историкам очевидна опасность взгляда на Вторую мировую войну через призму эмоционально нагруженной картины изнасилований. Полемично настроенные ученые, как, например, Ханнес Хер, организатор нашумевшей выставки «Преступления Вермахта. 1941–1944», говорят о смещении воспоминаний о войне в сторону нового варианта коммеморации: немецкий народ – жертва Третьего рейха. Организованная им в 1995 году в Гамбурге передвижная выставка экспонировала фотографии и документы, показывающие издевательства «простых» немецких солдат над мирным населением Советского Союза. Выставка вызвала общественный скандал и была в результате закрыта. Официальной причиной закрытия стал недобросовестно отобранный автором материал: в некоторых случаях фотографии были неправильно атрибутированы. Во втором, существенно переработанном варианте выставки (2000 - 2004 гг.) Хер представил подробную и доказательную презентацию исторических документов. На стендах были размещены многократно увеличенные копии директив командования вермахта, касающиеся подготовки и ведения агрессивной войны против Советского Союза, криминального характера оккупационного режима [13]. Главный посыл выставки – показать преступления Вермахта на Восточном фронте и разбить миф о неучастии Вермахте в преступлениях против мирного населения, – не встретил сочувствия у большей части немецкой общественности.

Вышедшая в 2004 году книга Ханнеса Хера, называется «Замалчивая преступления. Война массового уничтожения (Vernichtungskrieg) имела место, но никто в ней не участвовал» [14]. Само название направлено против доминирующего в последние десятилетия в научной литературе тренда - изучения преимущественно страданий немецкого мирного населения в военные годы. Начиная с 1990-х годов все больше и больше книг и передач в Германии посвящается Bombenkrieg– разрушению немецких городов в конце войны, а также мародерству оккупационных войск, изгнанию мирного немецкого населения из Прибалтики и с территории нынешней Польши. Современная немецкая память о войне нагружена воспоминаниями страданий в последний период войны. Тема сексуального насилия служит серьезным дополнением к этому образу народа-жертвы.

Размах и сила воздействия медийных проектов, представляющих немецких женщин жертвами сексуального насилия, заставила высказаться и тех немецких историков, которых не заподозришь в симпатиях к Советскому Союзу. Например, Ханс-Хайнрих Нольте в своей недавней статье «Изнасилования, совершенные немецкими солдатами на Восточном фронте» [15], анализирует источники, позволяющие изучать сексуальное насилие на территории бывшего СССР. В основу статьи положен проведенный в 1999 году опрос женщин, узниц концентрационного лагеря Берген-Белзен в районе Днепропетровска. Исследования натолкнулись на узость источниковой базы и нежелание русских респонденток (в отличие от немецких) отвечать на подобные вопросы. Поскольку изнасилования на немецких территориях исследованы много лучше, Нольте предлагает идти путем сравнения русского и немецкого опыта [16]. Эту позицию поддерживает, хотя и из других соображений, отечественный историк Геннадий Бордюгов: «…только через сравнение мы можем понять разную природу преступлений, которые творили солдаты, офицеры Вермахта и Красной армии. Это природа была абсолютно противоположная, разная» [17].

Так или иначе, русский опыт сексуального насилия невозможно изучать без соотношения с опытом немецким и немецкими исследованиями по этой тематике. Будь это апелляциях к патриотическим чувствам, преобладающим, скажем, в русскоязычных блогах или дистанцированная позиция стороннего наблюдателя, на которую претендует Нольте: «русские женщины, в силу другого менталитета, не избавлялись от зачатых в результате изнасилования детей, в то время как 90% немецких женщин в этой ситуации подали прошения о разрешении на прерывание беременности» [18]. В любом случае изучение сексуального насилия во время Второй мировой войны предполагает исследования поведения как нацистских, так и союзнических войск. В частности, Регина Мюльхаузер считает абсолютно необходимой открытую дискуссию по вопросу сексуального насилия на оккупированных территориях Восточной Европы. К настоящему моменту можно назвать не так уж много работ на эту тему [19].

Недостаток исследований по проблеме сексуального насилия на Восточном фронте долгое время объяснялся тем, что тема не поддается изучению. Так, Нольте в упомянутой статье повторяет старый тезис американского историка Нормана Наймака: «Тема сексуального насилия во время Второй мировой войны в СССР табуизировалась, ни мемуары, ни другая литература того периода ее не обсуждают» [20]. Тем не менее практические исследования изнасилований показываю, что эта тема оказывается одной из центральных в дневниковых записях офицеров и солдат на фронте [21]. Она табуизировалась уже после войны, но не в период военных действий: как советские, так и немецкие солдаты много пишут в своих фронтовых записках о сексуальных контактах с женщинами оккупированных территорий. Так что неисследованность этого аспекта войны была скорее связана не с недостатком источников, а с нежеланием его изучать. Регина Мюлхойзер нашла достаточно материала, чтобы написать монографию «Сексуальное насилие и интимные отношения немецких солдат на территории Советского Союза в 1941–1945 годах», которая вышла в свет в марте 2010 года [22]. Основу ее источниковой базы составили дневниковые записи солдат, их письма с фронта, свидетельства очевидцев, а также переписка различных ведомств, в том числе полевых судов Вермахта.

Журнал «Шпигель», опубликовавший нашумевшую статью о фильме «Безымянная. Одна женщина в Берлине» в 2008 году, в марте нынешнего года напечатал обзор книги Мюлхойзер, в котором приводятся данные из монографии. «Полевые суды Вермахта к 1944 году осудили 5349 немецких солдат за «запрещенные сексуальные сношения с русским населением на Восточном фронте». В действительности число подобных случаев без сомнения было намного больше» [23]. Точное число жертв изнасилований среди русского населения невозможно определить, как невозможно говорить о каких-либо точных цифрах в Восточной Пруссии. Указанная «Шпигелем» в 2008 году цифра – 2 миллиона - выглядит преувеличением. Число изнасилованных немецких женщин колеблется в работах различных исследователей от 20 тыс. до 1,5 миллиона. По оценкам Атины Гроссманн, наиболее реалистичной является цифра около 110 тыс. [24] В данном случае эти цифры нечего не доказывают и не в них, конечно, суть научных устремлений Регины Мюлхойзер. Главным посылом ее книги является развенчание мифа о «чистом» Вермахте, то есть о Вермахте, не запятнавшем себя, в отличие от формирований СС, какими-либо насильственными действиями по отношению к мирному населению.

Сам факт существования подобного мифа кажется немыслимым человеку, выросшему в Советском Союзе. Например, я была потрясена до глубины души, когда моя немецкая подруга, студентка исторического факультета, осуждала русских партизан, «которые стреляли в спину ни в чем не повинным немецким юношам», потому что, по ее мнению, только формирования СС уничтожали местное население, а солдаты Вермахта были просто мальчиками, отправленными на войну. Моя подруга не была правой экстремисткой – она выросла в Баварии и, не будучи специалистом по этой теме, судила о войне, исходя из сформированной у нее памяти о прошлом.

В отличие от ГДР, где советские войска рассматривались как освободители, а немецкое население социалистической Германии – как антифашисты, в Западной Германии нацистские преступления на Восточном фронте были вытеснены из памяти о войне. «Оба самых страшных и тесно взаимосвязанных преступления нацизма – холокост и военная кампания на Восточном фронте – получили различное развитие в памяти о войне в ФРГ и ГДР – пишет историк Кристина Морина. Если в Западной Германии воспоминания о преступлениях нацизма концентрировались на уничтожении евреев, то в ГДР официальная память о войне формировалась вокруг нападения Германии на Советский Союз» [25].

Таким образом, тема преступлений на Восточном фронте на протяжении многих лет оставалась в Западной Германии вытесненной из официальной памяти, что, по мнению Мориной, можно записать, прежде всего, на счет холодной войны. В дискурсе холодной войны Советский Союз олицетворял собой главную угрозу для Запада – угрозу коммунизма. Здесь подключался также и цивилизаторский (колониальный) дискурс – борьба западного цивилизованного общества с восточными варварами. Это сделало возможным распространение мифа о чистом Вермахте, старательно пестуемого «средним классом» Западной Германии [26].

Только в 1980-е годы в ФРГ стали открыто говорить о «войне на уничтожение» (Vernichtungskrieg). Опубликованная в 1987 году в газете «Цайт» статья Вольфрама Ветте «Ограбить, разрушить, уничтожить. Бремя 1941 года. Поход против Советского Союза был с самого начала войной, направленной на разграбление и уничтожение» открыла эту тему для обсуждения в немецкой прессе [27]. За этим следовало несколько конференций и исследований, посвященных преступлениям нацизма на Восточном фронте, что способствовало прочному утверждению термина Vernichtungskriegв немецкой историографии [28].

Тема сексуального насилия, как показала Элизабет Хайнеман, использовалась в дискурсе холодной войны для того, чтобы подчеркнуть разграничение с Советским Союзом [29]. За массовыми изнасилованиями скрывается менталитет, который для современного европейского человека представляет нечто дикое и чуждое; именно этот «азиатский» тип мышления, низводящий женщину до ранга «заслуженного приза победителя», приписывался советским войскам. Поскольку в составе Советской Армии были представители азиатских народов, этот миф, по словам Э. Хайнеман, выглядел в глазах немцев еще более убедительным. Таким образом, изнасилования выглядели как азиатское нарушение европейских норм, а отступление немецких войск с территории Советского Союза оказывалось одновременно наступлением «азиатов» на традиции и ценности западной цивилизации. Изнасилованные женщины символизировали страдания всего цивилизованного народа [30].

Попытки современной прессы представить историю сексуального насилия только что родившейся на свет темой, которая дает возможность увидеть «настоящее» лицо Второй мировой войны, легко опровергается предыдущими исследованиями. История изнасилований с самого начала была идеологически нагружена, но она не замалчивалась ни сразу после вступления союзнических войск на территорию Германии, ни в первые месяцы после окончания войны. Как подробно показывает в своей статье Атина Гроссманн, в первые месяцы жизни под властью оккупационных войск, женщины свободно говорили об этом не только в своих дневниках и воспоминаниях, но и открыто обсуждали между собой, например, в очереди за водой. Еще до вступления советских войск в Берлин, городские власти приготовили дополнительные места в родильных отделениях, а женщины были проинформированы нацистской пропагандой о предстоящем им насилии. Эта пропаганда представляла советские войска как не знающие милосердия орды Чингисхана, которые уничтожат все на своем пути. Образ дикого «монгола», который тиражировали пропагандистские плакаты, использовался нацистской властью в качестве жупела, заставлявшего население бороться и тогда, когда война была уже очевидно проиграна [31].

Как пишет Атина Гроссманн, население Германии догадывалось о преступлениях на Восточном фронте и знало хотя бы по слухам о том, что поведение Вермахта и СС на территории Советского Союза сильно превысило границу известной прежде военной жестокости, а потому ожидало ответной мести в тех же масштабах [32]. Нацистская пропаганда активно использовала советские призывы военной поры («Отомсти!», «Убей немца!» или статью из «Правды» от 14 апреля 1945 г.), чтобы представить немецкому населению те ужасы, которые ожидают его под советской оккупацией. Как такие призывы действовали на советских солдат, навидавшихся в войну сожженных деревень, убитых и замученных соотечественников, в том числе и собственных родственников, также несложно представить. В мемуарной литературе, особенно в дневниках, написанных непосредственно во время событий, советские офицеры много рассказывают о том, какой пустынной и запуганной они застали Германию, о случаях мести по отношению к немецкому населению со стороны советских войск [33]. Заранее подготовленное нацистской пропагандой, столкнувшись с реальными грабежом и насилием, немецкое население еще больше уверовало в миф об «азиатских толпах». Однако вид страданий немецкого населения и приказы советского командования постепенно ослабили жажду мщения советских войск. «Горе Германии, заслуженное горе, прошло перед моими глазами, и я поклялся себе не обидеть жены и дитяти врага своего», – написал в своем военном дневнике будущий известный поэт Давид Самойлов [34].

Постепенно немецкое население научилось приспосабливаться к оккупационным войскам и договариваться с ними. Сексуальные отношения между солдатами/офицерами и немецкими женщинами имели тут разные стороны – это было и прямое насилие, и сожительство из прагматических соображений, и романтические увлечения. В.Н. Гельфанд описывает в дневнике свои ухаживания за немецкой девушкой. «Мать девушки осталась довольна мною, – записал он. – Еще бы! На алтарь доверия и расположения со стороны родных мною были принесены конфеты и масло, колбаса, дорогие немецкие сигареты. Уже половины этих продуктов достаточно, чтобы иметь полнейшее основание и право что угодно творить с дочерью на глазах матери, и та ничего не скажет против. Ибо продукты питания сегодня дороже даже жизни, и даже такой юной и милой чувственницы, как нежная красавица Маргот» [35].

Вопрос о сексуальном насилии в Германии с самого начала был признан социальной и медицинской проблемой. Изнасилованные женщины получали медицинскую помощь, а также возможность избавиться от нежелательной беременности: 218 статья нацистского уголовного кодекса, запрещавшая аборты, с самого начала вступления союзных войск на территорию Германии практически игнорировалась, а на территории советского сектора была официально отменена. По мнению Атины Гроссманн, сексуальное насилие приравнивалось в первые месяцы оккупации к неминуемым последствиям войны, и население приспосабливалось к этим обстоятельствам, разрабатывая свои стратегии выживания. Опыт пережитого изнасилования не был постыдным в рамках оккупации, но стал замалчиваться позже из страха перед реакцией вернувшихся с фронта мужчин [36].

Сексуальное насилие немецких войск над мирным населением Советского Союза также не скрывалось, и в первое время после освобождения было темой для обсуждения. На Нюрнбергском процессе приводились свидетельства женщин, ставших очевидцами изнасилований. Вот показания одной из них из материалов Нюрнбергского процесса: «16-ти летнюю Л.И. Мечникову солдаты увели по приказу офицера Хуммера в лес, где они ее изнасиловали. Через некоторое время другие женщины, которых тоже завели в лес, увидели на дереве доски, к которым было прибито тело Мечниковой. На глазах женщин немцы отрезали у нее грудь» [37]. Сексуальное насилие рассматривалось как часть массовых преступлений нацистов на территории Советского Союза и стало, как и в Германии, «семейной проблемой» уже после возвращения мужчин с войны.

Данный механизм хорошо показан в фильме «Бабье царство», снятом в Советском Союзе в 1967 году. Это один из редких примеров советского кино, где тема изнасилования занимает центральное место в сюжете [38]. В самом начале фильма немецкий солдат пытается изнасиловать 15-летнюю девочку Дуняшу. Настя Петренко бросает себя «как кусок мяса» немецкому солдату, чтобы спасти от насилия девочку, которая потом «непременно удавится». Несмотря на то, что для Насти Петренко это событие стало личной трагедией, в «бабьем царстве» ее личный «позор» не был позором общественным. Она оказывается в состоянии жить со своим опытом до тех пор, пока об этом не узнает ее любимый, Костя Лубенцов. Тогда только пережитый опыт становится ей «хуже смерти», и она пытается покончить жизнь самоубийством.

В послевоенный период вновь выстраивается патриархальное общество, и в этом контексте сексуальное насилие, пережитое женщинами оккупированных территорий, становится проблемой для мужчин. Страдания женщин выступают здесь как латентное обвинение мужчин, не сумевших защитить свои дома: «вы нас немцам в добычу оставили», говорит одна из героинь фильма «Бабье царство». Тема сексуального насилия вытесняется из официального дискурса в Советском Союзе и становится маргинальной составляющей страданий, которые приносит «простому человеку» война.

В Германии в 50-е годы прошлого века изнасилования также пережили период табуизации, но сохранили идеологическую нагруженность нацистского периода: массовые изнасилования, как дикое и нецивилизованное поведение, использовались в период холодной войны для противопоставления «цивилизованной» Европы и «азиатского» Советского Союза. С развитием феминистических исследований в 1960 – 1970-е годы в центр изучения сексуального насилия ставится женщина-жертва. После падения Берлинской стены в 1989 году тема виктимизации - в немецкий народ – жертва Третьего рейха - немецких средствах массовой информации только усилилась. «В эмоциональном сценарии массового насилия над немецким населением, вопрос о политической подоплеке этих событий, перед лицом размаха страданий, выглядит циничным» [39]. Это направление, по словам Регины Мюлхойзер несет в себе опасность снятия ответственности за преступления нацизма со всего народа, приравнивая преступника к жертве [40].

________________________________________

Примечания:

[1] Ясперс не покинул родину во время войны, хотя был уволен из университета и, будучи женат на еврейке, подвергал свою жизнь опасности, оставаясь на территории нацистской Германии. Однако он эмигрировал в Швейцарию в эпоху Аденауэра, поскольку считал, что осмысление «немецкой вины» движется по недалекому от нацизма пути. См. подробнее: Ясперс К. Куда движется ФРГ. М., 1969.
[2] Сексуальное насилие в годы Второй мировой войны (Der Spiegel). В Германии изучают психологические травмы от изнасилований шестидесятилетней давности http://www.inosmi.ru/panorama/20081024/244888.html
[3] Brownmiller S. Against our Will: Man, Woman and Rape. New York, 1976.
[4] A Woman in Berlin. Secke und Warburg. 1954. Eine Frau in Berlin. 1959. Genf.
[5] Wyatt-Brown, A.-H. A Woman in Berlin: The Complexity of Humiliation at the End of World War II.
[6] Коммеморация – термин, введенный французскими исследователями «истории памяти». В их работах память об историческом явлении определяется как конструируемый контекстуальный феномен - «место памяти» (Пьер Нора), значение которого выкристаллизовывается в ритуале коммеморации. «Коммеморация определяется как процесс, который мобилизует разнообразные дискурсы и практики в репрезентации события, содержит в себе социальное и культурное видение памяти о коммеморативном событии, [...] служит выражением солидарности группы». Нора П., Озуф М., Де Пюимеж Ж., Винок М. Франция-Память. - СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1999.
[7] Mühlhäuser R. Konkurrierende Erzählungen zu sexueller Gewalt im Zweiten Weltkrieg, in DDR, Bundesrepublik und nach 1989. In: Phase 2. http://phase2.nadir.org/rechts.php?artikel=576&print
[8] Там же.
[9] Исследование сексуального насилии во время Второй мировой войны началось в университете г. Грайфсвальда. http://idw-online.de/pages/de/news284259
[10] Сексуальное насилие в годы Второй мировой войны (Der Spiegel). В Германии изучают психологические травмы от изнасилований шестидесятилетней давности http://www.inosmi.ru/panorama/20081024/244888.html
[11] Grossmann, A.-A. Eine Frage des Schweigens? Die Vergewaltigung deutsche Frauen durch Besatzungssoldaten. In: Sozialwissenschaftliche Informationen. 24 (1995), H.2. S. 109-119. - S. 112. Оригинал этой нашумевшей в научном мире статьи: Grossmann, Atina A. Question of Silence. The Rape of German Woman by Occupation Soldiers, in: October (1995), Heft 72, 42-63.
[12] Mühlhäuser R. Konkurrierende Erzählungen …
[13] Бороздняк А.И. Блокада Ленинграда и Историография ФРГ // Новая и Новейшая история, 2010, №1. С.121-134.; Verbrechen der Wehrmacht. Dimensionen des Vernichtungskrieges 1941 - 1944. Ausstelungskatalog. Hamburg, 2002. S. 308 - 328.
[14] Heer H. Vom Verschwinden der Täter: Der Vernichtungskrieg fand statt, aber keiner war dabei. Berlin, 2004. В немецком научном сообществе термин Vernichtungskrieg используется, в основном, в отношении Восточного фронта Второй мировой войны. См.: Morina Ch. Vernichtungskrieg, Kalter Krieg und politisches Gedächtnis: Zum Umgang mit dem Krieg gegen die Sowjetunion im geteilten Deutschland. In: Geschichte und Gesellschaft, 34. Jahrg., H. 2 (Apr. - Jun., 2008), pp. 252-291.
[15] Nolte H.-H. Vergewaltigungen durch Deutsche im Russlandfeldzug. In: Zeitschrift für Weltgeschichte. 2009. H.1. S. 113-133.
[16] Ibid. S.129.
[17] Вермахт и РККА против мирного населения. http://www.echo.msk.ru/programs/victory/572480-echo/
[18] Nolte H.-H. Vergewaltigungen… S. 131. Аборты как в нацистской Германии, так и в СССР в военный и послевоенный период были запрещены законом.
[19] Beck B. Wehrmacht und sexuelle Gewalt. Sexualverbrechen vor deutschen Militärgerichten 1939–1945; Handlungsräume. Sexuelle Gewalt durch Wehrmacht und SS in den besetzten Gebieten der Sowjetunion 1941 - 1945. In: Mühlhäuser R.; Eschebach, Insa (Hg.): Krieg und Geschlecht. Sexuelle Gewalt im Krieg und Sex-Zwangsarbeit in NS-Konzentrationslagern. Berlin: Metropol, 2008; S. 167-185.
[20] Naimark N. The Russians in Germany. A History of the Soviet Zone of Occupation, 1945–1949, Cambridge 1995. P. 85. Тезис Наймака относится к сексуальному насилию с обоих сторон фронта.
[21] Олег Будницкий анализирует эту тематику на примере дневниковых записей советских офицеров. См: Budnitskii O. The Intelligentsia Meets the Enemy. Educated Soviet Officers in Defeated Germany, in: Kritika. Explorations in Russian and Eurasian History. 2009.V.10, №3. P.629-682.
[22] Mühlhäuser R. Eroberungen. Sexuelle Gewalttaten und intime Beziehungen deutscher Soldaten in der Sowjetunion 1941–1945. Hamburg. 2010.
[23] Friedmann J. Schlagkraft statt Sühne Eine neue Studie untersucht die sexuellen Übergriffe deutscher Soldaten während des Krieges gegen die Sowjetunion und zerstört die Legende von der sauberen Wehrmacht. In: Spiegel. 22.03.2010. http://www.spiegel.de/spiegel/print/d-69628953.html
[24] См. Grossmann A. Eine Frage des Schweigens. S.110.
[25] Morina Ch. Vernichtungskrieg, Kalter Krieg und politisches Gedächtnis: Zum Umgang mit dem Krieg gegen die Sowjetunion im geteilten Deutschland. In: Geschichte und Gesellschaft, 34. Jahrg., H. 2 (Apr. - Jun., 2008), pp. 252-291. Здесь S. 257-258.
[26] Ibid. S.264.
[27] Wette W. Erobern, zerstören, auslösen. Die verdrängte Last von 1941. Der Russlandfeldzug war ein Raub- und Vernichtungskrieg von Anfang an, in: Due Zeit, 20.11.1987, S. 49-51.
[28] Jahn P., Rürup R. (Hg.), Erobern und Vernichten. Der Krieg gegen die Sowjetunion 1941-1945. Essays, Berlin 1991.
[29] Heineman E. The Hour of Women. Memories of Germany's Crisis Years and West German Identity, in: American Historical Review (1996), 1, 354–394.
[30] Ibid.
[31] Grossmann A. S.112.
[32] Ibid. S.113.
[33] См., например: Гельфанд В.Н. Дневники 1941-1946. http://militera.lib.ru/db/gelfand_vn/05.html; Копелев Л. Хранить вечно. М., 2004.
[34] Самойлов Д. Поденные записи. Том 1. Поденные записи 1934-1964. М., 2002. С.209-210.
[35] Гельфанд В.Н. Дневники 1941-1946. 26.10.1945
[36] Grossmann A. S.118.
[37] Der Prozess gegen die Hauptverbrecher von dem Internationalen Militärgerichtshof, 14.11.1945 – 01.10.1946, Band 7, München-Zürich 1984.S. 502 ff.
[38] Снятый в 1985 году фильм «Иди и смотри», где эта тема присутствует, относится уже к перестроечному периоду в отечественном кинематографе.
[39] Mühlhäuser R. Konkurrierende Erzählungen…
[40] Ibid.

 

 

 

 
 

© "Перспективы", "Фонд исторической перспективы"