Гельфанд Владимир. Дневник 1941-1946/„Ich werde es erzählen“ Bewegendes Zeitdokument: Das „Deutschland-Tagebuch“ des Rotarmisten Wladimir Gelfand VON KLAUS WILKE

Lausitzer Rundschau "Ich werde es erzählen"

09.04.2005, Nr. 82

„Ich werde es erzählen“
Bewegendes Zeitdokument: Das „Deutschland-Tagebuch“ des Rotarmisten Wladimir Gelfand
VON KLAUS WILKE

немецкий

"Я расскажу это"

Двигающий временной документ: " немецкий дневник" красноармейца Владимира Гельфанда

Дневники, записи, письма и документы из пера советских офицеров и солдата во Второй мировой войне всегда окружены аурой часто неловкого героизма и оптимизма. Великая Отечественная война не знала никаких людей, а только героев. Неудачника называли преступником. Теперь существует дневник, который подчеркивает человеческие стороны. Заголовок: „ Немецкий дневник в 1945 – 1946 “, автор называется Владимиром Гельфандом.

Клаус ВИЛКЕ

Гельфанд, родившийся в 1923 году, вступил в Красную армию в 1942-м. Он был настоящим фанатиком записей и вел дневник. Все, что привлекало его внимание, вызывало эмоции, поражало или возмущало, он стремился зафиксировать. Казалось, это было для него чем-то непреложным, почти принуждением. Но не со стороны начальства, как можно было бы подумать.

«Жизнь требует: пиши! И я должен склониться перед ее волей», — записывает он 2 марта 1945 года.

К счастью, стоит добавить, ведь русский язык обретает в его дневнике совсем иное звучание, нежели в привычных нам официальных текстах.

Гельфанд не боится записывать и горькую правду. Так, 7 февраля 1945 года он отмечает остановку наступления: немцы наносят русским «незаменимые потери». Это, пишет он, «неописуемый кошмар, и ничто другое». Даже животные, казалось, плакали от боли и страданий. Лейтенант Гельфанд, находясь в транспортной части, не скрывает презрения к некоторым офицерам своего подразделения. «Все они — лишь разновидности трусов, болтунов и лицемеров», — замечает он, сетуя, что именно из-за этого так и не получил наград.

Вообще, по его мнению, награды в армии распределяются «за подхалимство, лесть и лицемерие». Гельфанд, человек с тонкой натурой и острым чувством справедливости, воспринимает это болезненно. Война для него — ужас во всех ее проявлениях, особенно бессмысленное насилие.

Тема террора против мирного населения затрагивается в его дневнике лишь мимоходом. Он упоминает, что красноармейцы совершали насилие над немецкими женщинами, но не фокусируется на этом. Для него это не личный опыт. Он завоевывает сердца иначе — своим обаянием. И если может соблазнить, то может и отказать. Гораздо больше его мучает глупость и бюрократия. Когда солдаты разбивают бюсты Шиллера и Гёте, он негодует: такие люди, считает он, просто не понимают мир. «Гениев нельзя приравнивать к варварам», — говорит он.

В Гельфанде горит тоска по родине, но еще сильнее — стремление быть самим собой. «Чего я хочу? Свободы! Жить свободно, думать, работать, наслаждаться жизнью», — пишет он.

Разве это не удивительные слова для советского гражданина того времени? Мужественные и даже рискованные. Однако тогда его дневник не предназначался для публикации. Даже когда он делает комплименты Сталину, это воспринимается иначе: здесь Гельфанд оказывается ребенком своей эпохи. Но критическая интонация его записей остается неизменной. «Я расскажу об этом», — отмечает он в июне 1945 года.

Он надеялся использовать дневники в качестве основы для литературного произведения, «рассказать все», но этого так и не случилось. Позже он стал преподавателем профессиональной школы, и писательская мечта осталась несбывшейся. По крайней мере, его сын Виталий сумел сохранить дневники.

Эмоционально и исторически значимый документ о времени, о котором мы знаем слишком мало, был передан широкой публике благодаря историку Эльке Шерстяной.