"Праздник Победы отчасти горек для меня..." Зарубежные впечатления офицера Красной армии Гельфанда

Ещё несколько записей из дневника лейтенанта Владимира Гельфанда. Свой дневник он вёл почти ежедневно с 1942 года и до самого конца войны. В 45-м Гельфанду было 22 года, он писал стихи, его внимание активно привлекали девушки, и это нашло отражение в дневнике.

Владимир Гельфанд (1923 - 1983)

Румынский поворот

27.08.1944 . Вчера Румыния вышла из войны. Сегодня она уже воюет со своей бывшей «союзницей» - Германией и даже посылает делегацию в Москву с заверением о предоставлении нам своей территории, транспорта и отдаче всех пленных... Словом, полный поворот политики на 180°.
А наши войска всё дальше идут на запад, уничтожая и беря в плен всё новые и новые вражеские дивизии и полки.
Румыны сдаются дивизиями без боя.

"Здравствуй, земляк!"

28.08.1944. Румыния. Только что провели колонну пленных: шли изнурённые, жалкие, пугливые. Фрицы - это еще терпимо, но... русские! Трудно выдержать, чтобы не закричать: свои люди - предатели, это же вопиющее явление!
"Из Ярославля никого здесь нет?" - спросил старший сержант из числа зрителей. - "Я из Ярославля", - сказал один из пленных. - "Иди сюда", - позвал старший сержант.
И когда тот вышел из строя, он со словами: «Ну, здравствуй, земляк!», - изо всех сил ударил мерзавца по лицу. Брызнула кровь, и предатель поспешил спрятаться в середину колонны.
Тогда солдаты начали честить весь хвост колонны подряд. Нашли и толстомордого калмыка, вытянули и начали бить. Он упал, рубашка его окрасилась кровью. Удивительно, как он ноги унёс - вернулся в строй и спрятался за пленного немца.

Ключ к Берлину - Кюстрин

12.04.1945. Германия. Наконец-то мы в Кюстрине. Большой, но разрушенный до основания город. Огромные бетонированные подвалы ограждены колючей проволокой, у входа - мощные пулемётные доты с круговым сектором обстрела. Всё это не спасло разбойников. Я видел массу трупов немцев, нашедших себе смерть под обломками зданий.
Так вот ты каков теперь, Кюстрин! Я не радуюсь твоим развалинам, но от всего сердца улыбаюсь твоему падению. Ты заслужил его, дом подлых разбойников! Ты заслужил его, крепость страданий, ужасов и насилия над людьми, крепость крови и слёз!

Вечная память Рузвельту

13.04.1945. Плацдарм за Одером, западнее Кюстрина. Только что почтальон принёс самую горькую для меня из всех заграничных сообщений весть: умер Рузвельт.
Он один сумел повернуть американскую политику резко и основательно спиной к фашизму. Он всеамериканец, всечеловек, в этом его огромная сила и величие. За последние десятилетия жизнь не знала более высокого, более мощного деятеля. Рузвельт - торжество американской демократии. Равного ему нет за границей, и англичанин Черчилль не стоит гениального Рузвельта.
Вечная память Рузвельту - моему любимому зарубежному деятелю.

Ночь во дворце

18.04.1945. Дорога забита, нельзя проехать. Мы вынуждены остаться ночевать во дворце немецкого вельможи.
Роскошь и великолепие! Со всех сторон дворец обтекает зеркальный пруд. Комнаты огромные, с прекрасной обстановкой, люстрами, шкафами, этажерками, книгами, картинами. Даже представить себе трудно, как мог здесь жить и владеть таким богатством один человек.
Впрочем, отныне это всё наше, всё советское, и так радостно чувствовать сегодня величие нашей победы.

Невыносимое счастье

24.05.1945. За эти дни, что я не писал, в жизни моей произошли важные, интересные события. Много они мне принесли радости, разочарований, неудач и переживаний.
Первое и самое невыносимое счастье - это то, что война кончилась, и я остался в чём пришёл на битву (без наград, - ред.), хотя многие тыловики или негодяи-трусы имеют полную грудь орденов. Награды вручаются за подхалимство, выслуживание, лицемерие. Честный человек сможет получить её лишь тогда, когда все увидят его в бою и разом заговорят, когда о нём прогремит в ушах большинства.
Впрочем, хватит об этом. Безусловно, праздник Победы отчасти горек для меня.

О японцах и маршале Жукове

06.08.1945. Рюдерсдорф под Берлином. Сегодня день больших, выдающихся событий. Самое значительное - это сообщение о новой войне, c Японией. И радостно, и тревожно на душе. Война долгой не будет - это сейчас ясно как никогда. Япония слабей Германии, а союзники сейчас значительно могущественней, чем прежде. Ставили предположения о длительности войны - три месяца.
Теперь мы покажем японцам. Я не боялся, хотя решил не быть больше дураком и самому не напрашиваться на фронт, а если и идти, то политработником, чтобы оказаться полезным и быть заметным не только товарищам по оружию, но и начальству, которое оценивает. Теперь пора получать награды.
Второе событие - новый приказ маршала Жукова. Некоторые моменты в нём мне не по душе.
Нам запретили разговаривать с немцами, ночевать у них, покупать. Теперь нам запрещают последнее - появляться в немецком городе, проходить по его улицам, смотреть на его развалины. Не только бойцам - офицерам. Но ведь это невозможно! Мы люди, мы не можем сидеть за решёткой.
Чего я хочу? - свободы! Свободы жить, мыслить, работать, свободы наслаждаться жизнью. Теперь я лишён всего. В Берлин доступ закрыт. Из роты нельзя уйти самовольно. Опять занятия, снова проверки. Всё сызнова, как на войне.

Берлинские вылазки

24.08.1945. Я проболтался командиру роты, что ездил в Берлин. А позавчера решил вторично навестить город, о котором я написал на вершине Рейхстага:
«На балконе берлинского здания
Я с друзьями-бойцами стою,
И смотрю, и плюю на Германию,
На Берлин побеждённый плюю!»
Вернулся благополучно. Достал сапоги, часы купил в обмен на продукты из гастронома, достающиеся мне по дорогой цене, но дешевле, чем на берлинском рынке.

Поцелуи и объятия

26.10.1945. Хеннигсдорф. Встал поздно. Хотелось вдоволь насладиться ласками хорошенькой Маргот - одних поцелуев и объятий было недостаточно. Ожидал большего, но не смел настаивать. Мать девушки осталась довольна мною. Ещё бы! На алтарь расположения со стороны родных мною были принесены продукты, конфеты и масло, колбаса, дорогие немецкие сигареты...
А в Креммене ждёт меня хорошенькая, но распущенная Нина, которая на 4 года старше немки и не столь уж свежа и невинна, как она. Ругается матом, сегодня один любовник, завтра другой. Средств моих не жалеет и даже старается, чтоб я побольше денег выложил.
Она брошена начальником АХО и сейчас никем ещё не занята - очень редкое состояние среди русских девушек.

Коварная Нина

31.10.1945. Креммен. Ночью захотелось увидеть Нину, позвать её на концерт, что в городском театре, прижаться к ней, понежиться.
Тихонько поднялся на третий этаж, взялся за ручку двери, чтобы открыть, как вдруг услышал мягкий мужской голос и нежное перешёптывание с женским. Глянул в щёлку и отшатнулся: моя Нина сидела на коленях какого-то мужчины, зачарованно смотрела ему в глаза и была счастлива.
Больше я её не знаю.

Добрые дядюшки

06.11.1945. Хейликензее. В 7 утра выехал в Потсдам. Всё на попутных машинах. По дороге длинной вереницей тянулись красные автобусы, до отказа гружённые детьми. Я насчитал машин пятьдесят.
Было интересно знать, куда и зачем едут дети на английских машинах. Когда у моста случилась «пробка», подошёл, поинтересовался. Оказывается, добрые великобританские джентльмены-дядюшки принялись создавать курорты и лечебницы для бедных, невинных немцев. Всего отправлено на поправление более 50 тысяч детей, и предстоит ещё не одна отправка.

Владимир Гельфанд в начале 1970-х годов